К счастью, довольно скоро после этого Марку Гавриловичу все же повезло, и они вместе с Еленой устроились работать по специальности, в санаторий для ослабленных детей, больных дистрофией.
Ну а в 1948 году Марк Гаврилович и Елена нашли наконец постоянную работу в харьковском Дворце пионеров, где и проработали двадцать лет, пока не перебрались к дочери в Москву. Люся фактически работала вместе с ними – она участвовала во всех постановках и мероприятиях, помогала матери вести уроки бальных танцев. Ну а свободное время, как и прежде, отдавала музыке и кино, обожала Любовь Орлову и опять по десять раз ходила смотреть любимые музыкальные фильмы.
В это время, будучи уже подростком, она из «папиной дочки» неожиданно для себя самой превратилась в «мамину». Не во время войны, когда они вместе выживали, а именно сейчас, когда она из девочки начала превращаться в девушку и уже другими глазами смотрела на мир, на отношения между людьми и на собственных родителей. Прежняя безоглядная влюбленность в отца поугасла, теперь она уже понимала, что у него трудный характер, что он грубоват, простоват и плохо образован. В это время она его даже стыдилась… а потом всю жизнь ей было стыдно уже за себя, свое поведение и свои нехорошие мысли об отце.
Скандал разразился после того, как она сводила родителей на свой самый любимый на тот момент фильм «Спринг Тайм» – трофейную американскую комедию, героиня которой в финале пела арию из оперы «Царица», написанной для нее героем. Плохая это была идея – Марк Гаврилович фильмы о любви не любил, скучал, постоянно переспрашивал, что происходит, раздражая всех окружающих, а после фильма еще и сказал, что уже слышал эту музыку. Люся вышла из себя – мало того, что он испортил ей просмотр, так еще и выдумывает. Ну где он мог уже слышать музыку из нового американского фильма? Все это она и высказала вслух, причем довольно резко…
Потом с Люсей долго разговаривала мама, объясняла, что с папой так нельзя, что это его большая трагедия, что он, такой талантливый человек, не смог вовремя получить образование. И что вся широта его души, вся мощность натуры, вся жизнь, которая в нем искрит, – так и остались из-за этого невостребованными. Глухая деревня, работа на шахтах, Гражданская война – все это не дало ему развиться так, как он мог бы. Ему всегда приходилось биться за жизнь, и на себя у него никогда не было времени. «Да если бы папе дать все то, что он делает для тебя. Он бы, может, горы свернул… – говорила она. – Он сказал – умру, но у Люси будет «какое ни на есть само высшее образувание…» Иди извинись перед папой».
Конечно, со временем все наладилось, они сумели пережить этот конфликт, простить взаимные обиды, и с того времени Людмила Гурченко стала понимать своих родителей