– Как дать определение состоянию, если это кто угодно? Исследователю, в которое… когда угодно… Ломать рёбра, жрать горстями джанк и трупы…
Я довольно оскалился. Я был лишь в начале чернильного пути.
–
Цветов думает, будто бы я сошел с ума. Все так думают. На деле – нет, нет и еще раз нет. Я – самый настоящий врач. Да, сейчас мне приходится работать без диплома и под прикрытием, но я знаю, что делаю и зачем.
Однако заявлять такое группе асоциальных торчков опасно. Все начнется с хихиканья и улюлюканья, заявлений, что я вовсе не врач, а просто джанки, который после очередного кислотного трипа вообразил себе невесть что.
Потом, после длительных увещеваний, найдутся среди них такие, которые не прокурили свой мозг до основания, а потому сохранили способность рассуждать здраво.
Но и от них потом не спасешься – коновал, в понимании джанки, существует для выполнения двух целей: написание рецептов и откачка от передоза. И если с передозом они худо–бедно могут справиться сами, то дарить билеты в долину грез я совсем не собирался – к трупам я отношусь нормально, без рвотного рефлекса и с привычкой, но участвовать в моральном и физическом разложении желания нет никакого.
Потому приходится шифроваться. В этом пестром карнавале, кажется, я один понимаю, что происходит на самом деле. А происходит тут ровно следующее.
В этом госпитале действительно проходит эксперимент. Но это не эксперимент по автономному существованию группы лиц в форме коммуны, как думает Цветов, нет – на деле это секретный правительственный эксперимент по использованию психотропных препаратов в целях реабилитации.
Какой рейв! О чем речь! Я, как главный врач этого госпиталя, ответственно заявляю, подписываясь под каждым словом неровным почерком – рассуждения Цветова это яркое проявление его шизоидной акцентуации и оторванностью от социума, даже такого немногочисленного. Он думает, что я схожу с ума, на деле же все наоборот.
В этом здании собрались худшие представители Города – павшие, увядшие, увязшие в грехах и с притупленным центром удовольствия, настолько они сладострастно провоцируют его на выработку необходимых им гормонов и медиаторов. Фактически, я – единственный человек в госпитале с незамутненным сознанием.
Предвосхищая вопрос – да, употребляю. Но только психоделики и только в допустимых дозах. В данном эксперименте это необходимость, наличию которой я совсем не рад.
С остальными все гораздо сложнее.
Барбара – ярко выраженный депрессивно–маниакальный синдром, притом синдром донельзя педантичный, сменяющий свои фазы строго по календарю.
От фазы же зависят и её влечения, при помощи которых она бессознательно старается сгладить углы расстройства: при депрессивной фазе отмечается повышенное употребление стимуляторов, при маниакальной – продуктов каннабиоидной группы.
Агата, она же Агнесса (что примечательно, Цветов воспринимает ее как двух разных людей, и в этом