о ты, Насть, меня ошарашила! Такое приснится, так испугаешься насмерть, А тут, этот, ты рассказываешь ужасы и даже не морщишься.
– Сама меня за язык тянула. Расскажи да расскажи. Вы что на воле н
е жрете друг друга?
-Мы в научном мире вращаемся… Т
акого нет. Боже у
паси!
– Кому ты рассказываешь, Вер! Среди ученых поголовный каннибализм. Они же поедом едят друг друга! Я-то знаю.
– Не слышала
такого…
-Вот начнете защищаться – услышишь. Завистники появятся, изуверы, анонимщики, сплетники, жалобщики.
– Такого Толя не допустит. Он их культями затолкает. Он же один на танки шел! Ему нечего бояться.
… Настя, я подумала, а если бы тебя, так, как ты говоришь, этот, пришили,– спросила со страшной гримасой на лице Вера.
– Могли бы и меня, но я до того худая была, так за время лагерей да скитаний по тайге высохла, что навару из меня никакого. А Нюрка была справной,
на складе долго работала, мясо
жрала, падла! Вот мы ее и порешили…
-Ты, Насть, хоть покаялась, прощения, этот, попросила у Господа?.. За такое…
– Нет, не буду я ни у кого просить прощения.
Господь меня не защитил в свое время, такую жизнь мне устроил, что врагу не пожелаешь. Вся судьба моя изломана, жизнь, молодость загублены! Теперь я должна на коленях стоять и каяться? Нет! С
колько я в лагерях молилась, просила о помощи, но он для меня ничего не сделал. Обижена я на него…
– Ты совсем другая стала. От тебя, от весёлой моей подруги,
ничего, этот, не осталось.
–
Из ада я вышла, Вера. Тебе хорошо: муж есть, квартира, дом – полная чаша, а у меня ничего, и сама в бегах нахожусь. – И губы её мелко задрожали. – Хочу иногда поплакать, а слез нет. Всё выплакала. Бесчувственная стала.
Домашняя наливка начала забирать. Настя уставила с
умеречный взгляд в запотевшее окно и затянула тягуче, тоскливо:
Кто в тюрьме не был, судить не может,
Скольких она ужасов полна.
Бедная девочка, кто тебе поможет?
Чашу горя выпьешь ты до дна…
– Тише! А то Толя услышит!– шептала Вера, вытирая ладонью набежавшие слёзы.
А Настя, перекипая в тревожных раздумьях, продолжала:
Часовой, девчонку успокойте,
Чтобы ей не плакать, не рыдать.
Дверь темницы шире приоткройте,
Чтобы ей свободу увидать.
IV
Слышно было, как из крана монотонно капала вода, пыхтел керогаз. От нахлынувших воспоминаний Настя застонала, протянула с надрывом:
– Ничего ты в жизни не видела, ничего!
– Это я-то не видела? – с вызовом спросила подруга. – А на торфоразработках кто два сезона отпахал
? Кто, этот, вкалывал в болотах, в грязи, этот? Я там чуть было, эти, копыта не отбросила!
–