Рыцари, ожидавшие чего угодно, но не этого, встрепенулись, зароптали, раздались возгласы:
– Ваше высочество! Милорд! Ваше… как же так?! Милорд!!! – Но Гарет, не оборачиваясь, развернул коня и, дав знак Адаму, поскакал в сторону Кальтенштайна.
В этот день на поле перед крепостью Кальтенштайн были казнены восемьдесят рыцарей и сто два оруженосца, а так же около тысячи корнелитов и корнелиток, и поле это впоследствии окрестили Красным. Казнили пленных немецкие наемники герцога; титулованным особам самолично рубили головы Адам и Гейне, для корнелитов соорудили наспех виселицы из того леса, что шел на осадные машины – это приказал сделать с мстительным удовольствием сам Гарет, – для тех, кому не хватило деревьев в ближайшей роще. Гарет и Гэбриэл наблюдали за казнью двенадцати самых знатных рыцарей, после чего развернули коней и поехали в крепость, откуда уже тянулась вереница крестьянских телег – собирать трупы, трофеи и раненых. Крепость готова была принять раненых, и монахи-францисканцы уже ушли на поле, отыскивать тех, кто еще дышит, и отпевать покойников с обеих сторон. В конюшни Кальтенштайна вели коней, каких эта крепость не видала и в лучшие времена – по крайней мере, в таких количествах.
– Сэр Йоганн! – Окликнул его Гарет. Тот стоял посреди двора, оценивая обстановку и отдавая распоряжения, но на голос герцога откликнулся сразу. Подошел, кланяясь Гэбриэлу:
– Граф!
– Пора тебе пересесть на другого коня, рыцарь Кальтенштайн. – Весело сказал Гарет. Рыцарь с нежностью поглядел на своего конягу:
– Это не конь, это мой старый боевой товарищ.
– Так пусть теперь отдыхает в холе и покое. – Усмехнулся Гарет без тени насмешки. – Ест отборный овес и люцерну, резвится на лугу среди хорошеньких кобылок. Прими мой первый подарок! Не взамен, но на пару к твоему другу.
Рыцарь Кальтенштайн сглотнул, рука дрогнула: такого коня, которого сейчас подвели к нему, он мог разве что погладить при случае… И то не факт. Конь нервничал, атласная шкура была в грязи и крови, но стать, порода и цена были видны невооруженным глазом. Коней лучше в данный момент во дворе крепости просто не было, фриз не уступал даже олджернонам Хлорингов и эльфийцам сотни Дэна Мелла. Он был ниже, чем олджерноны, и ниже, чем длинноногие кони руссов, но мощь и грация соединялись в нем с необыкновенно гармоничными пропорциями и роскошными мастью и гривой с хвостом. Ганс Кальтенштайн любил своего старого коня, но отказаться от этого красавца было выше его сил. Рыцарь был из той редкой породы людей, кто искренен в чувствах и поступках, руководствуется в жизни своими понятиями о чести и достоинстве, и совершенно не честолюбив и не завистлив. Ему и в голову не приходило, что теперь он может ожидать от герцога, которого, что ни говори, спас в самый безнадежный момент, рискуя своей жизнью и жизнью всех своих подданных и собственных дочерей, какого-то вознаграждения. Подарок в виде роскошного коня его тронул чуть ли не до слез и преисполнил благодарности,