по всей Земле, которые не имеют доказательств своей божественности. Таковы внутренние внушения и тайные озарения, дарованные очень многим людям; таковы традиционные доктрины язычников, «непонятная и несогласованная семья религиозных истин, первоначально от Бога, но блуждающая по миру, без санкции чуда или определенного дома, как пилигрим, отличаясь и отделяясь от испорченных легенд, с которыми она смешана, только духовным разумом» [8]. Нет ничего невероятного в понятии откровения, происходящего без подтверждений того, что это – откровение; точно так же, как человеческие науки являются божественным даром, но достигаются нашими обычными силами и не претендуют на нашу веру. Но Христианство не имеет такой природы: это откровение, которое приходит к нам как откровение: целиком, объективно и с исповеданием своей непогрешимости; и единственный вопрос, который может быть поставлен, имеет отношение к теме откровения. Если же существуют некие великие истины, обязанности или обряды, естественно и законно вытекающие из первоначально исповедуемых доктрин, то вполне разумно включить эти истинные результаты в саму идею откровения, считать их ее частями и, если откровение не только истинно, но и гарантировано как истинное, ожидать, что они тоже будут подпадать под привилегию этой гарантии. Христианство, в отличие от других откровений воли Божией, кроме иудейского, так как оно является его продолжением, есть объективная религия или откровение с верительными грамотами; и естественно, я утверждаю, рассматривать его целиком, как таковое, а не частично sui generis
72, подобно другим. Каким оно начиналось, таким пусть оно и продолжается; если определенное значительное развитие истинно, оно должно, несомненно, быть принято как истинное.
6.
2. Однако часто выдвигается возражение против доктрины непогрешимости в limine73, которое слишком важно, чтобы не быть принятым во внимание. Мы настаиваем на том, что, поскольку все религиозное знание основывается на очевидности, а не на демонстрации, наша вера в непогрешимость Церкви должна быть именно такой; но что может быть абсурднее, чем вероятная непогрешимость или уверенность, основанная на сомнении? Я верю, потому что я уверен; и я уверен, потому что я интуитивно догадываюсь. Итак, если допустить, что дар непогрешимости может быть применен, когда в него верят, чтобы объединить все интеллекты в одном общем исповедании, то факт, что он дан, труден как для доказательства, так и для развития, которое нужно доказать, и поэтому он бесполезен и, наконец, невероятен в Божественном Плане. Сторонники Рима, как уже было сказано, «настаивают на необходимости непогрешимого руководства в религиозных вопросах в качестве аргумента, что такое руководство действительно было предоставлено. Теперь необходимо выяснить, откуда они должны знать с уверенностью, что Римская Церковь непогрешима … какое основание может продемонстрировать ее непогрешимость; какое мыслимое доказательство может быть больше, чем вероятность факта;
