Жена и не собиралась завершать свою пенящуюся тираду, как вдруг мой инстинкт самосохранения моим же голосом выдал:
− А я не возражаю. Сам за ними по ночам плачу.
Это правда – я плакал.
Сразу канули в небыль лень и непреодолимость желания подольше спать. Я вспомнил о своей любви к борзым, об их любви ко мне и возрадовался, как ребенок.
Чтобы радоваться жизни, как видно, нужно чаще вспоминать о любви.
Сын к нам не вмешивался – знал, что конец спора все одно будет таковым, каковой втемяшился в голову его мамочке, и что будет он в пользу борзых!
Сынок унаследовал мамкины крови, мать чуял и в самообман о возможности ее смирения и покорения судьбе, подобно мне, не впадал.
Вообще-то говоря, как правило, не впадал и я, а здесь вот: лукавый попутал. Он ведь тоже мужеского пола, и с мужскими амбициями. Хотел пособить мне: кипучую женскую сущность мужским ухищрением охладить. Не смог − с моей неукротимой зазнобой не совладал.
Если кто думает, что, выслушав от меня слова покаяния, она утихомирилась, он категорически неправ.
Как же! Я скатился до измены “борзой” традиции семьи, страсти уже двух ее поколений, и был обязан смыть позор кровью.
Я смыл – кровушки с меня жена попила вдоволь. Да еще часок пришлось повертеться, как ужу на сковородке. При этом суетное мое верчение имело голосовое сопровождение в виде плещущих из меня угрызений совести и многократных признаний своей вины.
Когда пробил час для завершения устроенной мне экзекуции, радость моей жизни отвернулась от меня, как от пустого места, и потянулась к телефону. Она набрала межгород – я сообразил об этом по многочисленному количеству нажатых на аппарате кнопок – и долго потом разговаривала с заводчицей борзых, на чем свет поливая очерненного меня и изливая ей свою светлую душу.
Следствием разговора стала старая цель и новый срок. Цель – щенки. Срок – конец лета.
С одной стороны, эмоциональные всплески жены удержу, конечно, не имеют, но, с другой, она умеет терпеть и ждать. В этом парадоксе ее натуры я убедился за несколько десятков лет нашего семейного альянса.
***
Итак, страсти по щенкам улеглись.
Но пронеслась неделя, и проблема новая. Основательно пошатнулось здоровье жены.
Уже на протяжении нескольких последних месяцев я стал замечать не свойственную ей прежде избирательность в еде. Пюре на воде и запаренная на ней же овсянка стали основными блюдами в ее меню. Поначалу она избегала говорить со мной на эту тему, ускользая от моих вопросов. Чуть позже стала сыпать отговорками о диете и необходимости сбавить в весе.
Наконец, призналась, что иных продуктов не выдерживает ее поджелудочная железа – днем болит, а ночью ноет.
Мы с сыном буквально вытолкали нашу жену и мать на прием к эндокринологу, но, само собой разумеется, не в поликлинику по месту жительства, а в мединститут, врачи которого славились