Друзья замолчали. Каждый чувствовал исходившую от старика опасность. Было ясно, что тот вознамерился причинить им неприятности. Наконец Дато высказался:
– Забудем пока о нем. Главное, что теперь знаем: кувшин и вправду уникальный.
– Я это сразу понял! – фыркнул Гия.
– Молодец. Нужно самим надпись расшифровать.
– В принципе, это не так сложно. Я знаю, что делать, – сказал Гия.
Вскоре друзья уже сидели в читальном зале «публички»[34] – библиотеки на Руставели. С помощью словарей они занимались алхимией: переплавляли угловатые, монументальные, как древние церкви, буквы асомтаврули в округлый, изящный танец мхедрули, призывая к жизни затерянный в веках смысл. Трудились Гия и Мари. Дато сказал, что уже поработал, заново перенеся надпись на кальку. Он коротал ожидание, следя за голубями, хлопавшими крыльями под потолком зала: «И как только они здесь оказались?» От праздных мыслей его оторвал Гия. «Готово», – сказал он, потирая покрасневшую шею. Дато схватил лист и прочел вслух, негромко, чтобы слышали только друзья:
Та, что вмиг станет богата, красотою – ярче злата,
В дар получит силу страсти, хладный ум и бремя власти.
Будет вечно молода, как Луна – всегда одна.
Холод Снежного ущелья[35]! Сила гроздьев Хекордзулы[36]!
Нет обратно возвращенья, коли ты вперед шагнула.
У горы с двумя глазами, из слияния двух рек,
Освященный небесами, рожден новый человек.
Закончив, поднял глаза. Ему казалось, что засевшие на карнизах птицы скопом метнули в него колючие взгляды своих вспученных глаз. Недовольное воркование эхом заметалось над залом, и в возмущенном гомоне слух юноши вычленил знакомое: «Наша встреча будет иметь последствия…» Вдруг один голубь камнем сорвался вниз и до того лихо просвистел над самой макушкой Дато, что тот аж всплеснул руками, выпустив драгоценный листок.
6
Повалившаяся на бок лампа громыхнула жестяным плафоном, и Дато встрепенулся. Он и не заметил, как сон сморил его за столом. Потирая руку, которой он зацепил светильник, напрягал мысли: «Чего я проснулся? Неужели от одного шума?» Во сне его снова атаковал голубь из библиотеки, но не покидало ощущение: пробуждению предшествовало иное. В круге света лежала расшифровка. «Пил я воду Хекордзулы, Мцхеты[37] красоту создал, но мне руку отрубили, чтобы больше не ваял», – вспомнился стишок, когда глаз выхватил на листе название знакомой речки. Каждый в Грузии знал ее по этому образцу народной поэзии. Но уже секундой позже Дато надолго позабыл о Хекордзуле: в дверь постучали.
Тихо, но настойчиво.
Будто не впервые.
Вот что его разбудило. Стук в дверь, а уже следом упавшая лампа.
Дато поднялся, спеша открыть. «Еще не хватало, чтобы бабушку разбудили», – суетливо отпирал он дверь, за которой стоял… профессор. Он узнал его по силуэту – света не хватало, – но узнал бы и в темноте, по особому блеску глаз, что запоминается навсегда. Узнав, не решался прервать тишину,