Гена открыл тетрадь на том месте, где неровным прыгающим почерком карандашом выведена мелодия, и с готовностью взирает на преподавателя. Но звенит звонок.
– На следующий урок можете принести свои наработки, посмотрим, поиграем, – заканчивает Юрий Васильевич, кивает, разворачивает к себе экраном ноутбук и начинает щелкать мышкой, чтобы его выключить.
Гена закрывает нотную тетрадь, и мы выходим из кабинета, попрощавшись с преподавателем.
За ближайшие полгода, к следующей сессии, каждому из нас нужно сочинить фугу, и Гена уже принялся за дело с обычным для себя энтузиазмом увлеченного дошкольника. Мы взяли ключ от свободного музыкального класса с потрепанным пианино, чтобы Гена сыграл мне свою тему.
– Будешь конфету? – он вытаскивает замусоленную конфету из кармана штанов, и я хочу отказаться, но вижу, что это за конфета. Той фабрики, на которой работал мой отец. Он заведовал оберткой – печатал ее на станке.
Я беру конфету. Думаю, кинуть в портфель, но отчего-то сам себя не слушаюсь и разворачиваю.
У папы было глупое увлечение. Так об этом говорила мама: «глупое увлечение». Я не считал его глупым. Мне было десять, когда папа пропал. Я не считал его увлечение глупым ни тогда, ни сейчас, когда мне вот-вот исполнится девятнадцать. Он любил в фантиках…
– Боже, – шепнул я. Гена удивился и посмотрел на конфету в моих пальцах. Но смотреть следовало не на конфету.
… любил в фантиках оставлять загадки. Сам их придумывал и печатал на внутренней стороне – не на всех обертках, а только на некоторых. Ему нравился элемент случайности: никогда не знаешь, кому попадется конфета с загадкой. Но проблема в том, что…
– Какие-то слова, – говорит Гена. – А, это как печенье с предсказанием?
– Это загадка, – произношу я беззвучно. Горло пересохло и у меня не получается родить звук.
– Загадка?
… проблема в том, что кроме папы на фабрике никто такими штуками не баловался.
А папа пропал без вести девять лет назад.
– Чего-чего? Ну-ка, – Гена отбирает у меня фантик и сбивчиво читает вслух: – «На скале нас было двое. Со скалы упали оба. Тот разбился, а я остался». Что за чушь?
– Вот. Только у меня фуга будет в медленном темпе. Так можно, как считаешь? Слово «фуга» же переводится как «бег». А бег не бывает медленным ведь. Ну, только в кино, в замедленной съемке. Вот и думаю теперь: может, указать быстрый темп?
«Конфета с прошлых партий? С партий, сделанных девять лет назад?» – размышляю я и вдруг замечаю Генин взгляд.
– Ты не слушал, что ли?
– А…
– Понятно. Опять о Лерке мечтаешь?
– Что? Нет.
Кажется, я краснею, но Гена и так все про меня знает.
– О ней мечтаешь, – убежденно говорит он, а мне даже возразить нечего, хоть он и не прав. Я еще больше краснею. – Пригласил бы куда-нибудь.
– Лучше