– Кто? – спросил я.
– Епишин! – заорала Дерюгина.
– И чего?
– Не пойду! – твердо, словно костыль в шпалу забивая, рявкнула Дерюгина и махнула полстакана вермута.
– Почему?
– Он идиот!
– Ладно, девки, все с вами ясно. Есть хотите?
– Хот-и-им! – нестройным двухголосым хором возопили Цапля с Дерюгиной.
– Тогда я пошел на кухню…
Цаплина кухня была особым местом. Каждый раз, оказываясь там, я не уставал удивляться. В этом пространстве еще совсем недавно хозяйничали три взрослые женщины: цаплина мама, цаплина младшая сестренка Зойка и сама Цапля. Три женщины, не чуждые изяществу, высоким мыслям и даже красоте. Ну да, теперь там осталась Цапля в единственном числе, ладно. Но бог мой, как же можно было так засрать несчастную кухню?! Какие неизмеримые усилия нужно было для этого приложить?
Когда только оказался здесь, первое, что я сделал – вымыл всю посуду, что, наверное, с полнедели, а то и дольше, копилась в раковине и на прилегающей к ней тумбе-столе.
Я мыл; Цапля сидела напротив, хлопая глазами. Она даже не догадалась вытирать чистые тарелки, кастрюли, плошки, вилки и ложки. Когда я закончил, Цапля поднялась с табурета, подошла, обняла, притерла меня к стене роскошным бюстом, всегда – к моей радости – оказывавшимся рядом с моими ненасытными губами, и тихо прошептала:
– Какой ты у меня… хозяйственный… За что мне такое счастье…
За три месяца я привел цаплину кухню в состояние идеальной чистоты и порядка. Всё стояло теперь по местам; жиру, гари и грязи не было никакой возможности больше жить здесь. И уж не знаю, почему, – но уж точно не со стыда, стыдиться она не умела, ничему и никогда, – Цапля научилась мыть посуду, и делать это вовремя.
Но была на кухне одна вещь, вмешиваться в судьбу которой мне было запрещено совершенно определенно и недвусмысленно: старая чугунная сковородка. Цапля уверяла, что ее в этом доме не мыли никогда; разве что ополаскивали после готовки горячей водой из чайника – лет так тридцать, а то сорок, а, может, и все пятьдесят. За это время сковорода обросла сверху, снизу и по бокам толстым бугристым слоем то ли угля, то ли кокса.
– Ну, Стеш, ты же не будешь мыть кофейную джезву? – ласково спрашивала Цапля.
– Нет, – кивал я, – так можно весь вкус кофе испортить.
– Вот именно, – смеялась мне карими глазами с длиннющими ресницами Цапля, – тогда зачем мыть сковородку?
У меня не было ответа. Своим взглядом она могла вить из меня веревки.
Я быстро начистил картошки и отправил ее жариться на заслуженную сковороду. Вскоре кухню заполнил неземной аромат; содержимое сковороды стало золотистым.
– Кушать подано, идите жрать, пожалуйста! – проорал я, высовываясь в коридор.
***
– Спишь?
– Что, Цаплёнок?
– Картошка