И кто-то тайный маняще зовет,
И говорит: «Не может быть напрасной
Мысль, что свершает начатый полет…»
Впервые за многие годы в Петербурге выдалась необычайно теплая зима. Николай Север-Романов, как и все горожане, вначале был даже разочарован. Как будто кто-то невидимый и властный отобрал у него законное право любоваться видом настоящей зимы, смотреть, как летит и падает белый снег, мохнатый и мокрый, или острый и колкий, вдоволь кататься на лыжах, вдыхая свежий ветер, да мало ли что еще можно делать в это время года! Но снега не было. Пришлось искать что-то другое, чему можно радоваться просто так. Например, ходить в распахнутой куртке с непокрытой головой, легко перепрыгивать через лужи, заглядывая милым девушкам под зонтики или поддерживая их под локотки, как бы оберегая от напасти, чтобы они, не дай бог, не поскользнулись, а за это улыбнулись тебе в ответ и ты сказал бы им что-нибудь остроумное, на худой конец, просто умное, а затем быстро-быстро отошел в сторону, в зависимости от сиюминутного настроения или намеченного прежде маршрута. Подобно грибам, деревьям, траве он вдруг тоже, как мох, почувствовал приближение весны вместе с возникшим в природе теплом и дождем, и было это неожиданно и славно.
В один из таких ясных, ни на что не похожих январских дней, напевая случайно услышанный модный мотивчик, еще не совсем различимый слухом, но уже имеющий настойчивые указания на то, что просто так он не отстанет, Николай шел по направлению к старинному дому, выходящему на Каменноостровский проспект фасадом всех своих пяти этажей с высоким цоколем, привычно поглядывая на четвертый этаж, где вот уже несколько лет благополучно обживал две смежные удобные комнаты, доставшиеся ему по наследству. Соседкой его была весьма симпатичная особа, лет на десять моложе его родителей и на столько же старше его самого. Она занимала еще две просторные комнаты, и они прекрасно ладили вдвоем, особенно после того, как сделали совместный евроремонт, так называемых «мест общего пользования», и превратили обычную петербургскую квартиру в нечто вроде «малой коммуны» времен двадцатых годов прошлого века, но на современный лад: с броской, в металле, стекле и зеркалах прихожей, экологически и функционально выдержанным дизайном кухни, двумя туалетами, отдельными помещениями для ванной комнаты и душевой кабины, для мастерской и хозяйственных построек различного назначения, благо пространство дома, построенного лет сто назад на широкую ногу в стиле модерн, это позволяло.
Не успел он войти в подъезд и нажать на кнопку лифта с красивой, тоже старинной, железной витой решеткой, как дверь на втором этаже распахнулась и оттуда с хохотом бросились к нему две ловкие, спортивного вида девицы и стали тянуть к себе с разных сторон. А через пролет стояла еще одна, постарше, коренастая, крупная, и зычным голосом их поощряла:
– Тащите, тащите сюда этого негодника! Совсем совесть потерял, который месяц глаз не кажет.
Это были его «подружки»: Варвара, однокурсница со времен университета, именно ей принадлежало трехкомнатное жилье, дверь которого сейчас была распахнута настежь, и погодки, Саша и Даша, ее квартирантки, приехавшие из пригорода в Питер учиться и завоевывать «место под солнцем». Четвертой подружки, Ниночки, самой привлекательной и самой невезучей из них, когда-то оказывавшей Николаю «особые знаки внимания», не было видно. У них тогда ничего толком не получилось – слишком разные они были во всем. И хотя с тех пор много воды утекло, он всегда чувствовал некоторую неловкость, встречаясь с нею, несмотря на то, что, насколько он помнил, никаких обещаний ей не давал. Если бы у Ниночки сложилась своя собственная личная жизнь, возможно, было бы легче, а так… «Ну, да ладно, – подумал он, отмахиваясь от нежданных воспоминаний, – что прошло, пусть будет мило».
Девчонки уже тащили его к себе, на ходу засыпая вопросами, большая часть которых вовсе не требовала ответа. «Как поживаешь?» – «Хорошо». Или: «Неплохо». Или: «Fine». Лучше всего проходил английский дубль: «How are you?» – «How are you». Но где-то они цепляли покрепче.
– Тебя невозможно найти, – осторожно пробуя почву, начинала Варвара.
Он, естественно, что-то отвечал:
– Мое присутствие легко заметить во всех сетях.
– А мы заходили на Facebook и твою страничку, – подхватывали Саша и Даша. – Даже выдали сообщение.
– Для подстраховки могли бы его продублировать на электронную почту…
Бессмысленная пикировка могла продолжаться сколь угодно долго, но тут Варвара вдруг выдала:
– А почему текст «Самопревосхождение» Ники Смирнова перестал появляться в интернете? Заглянешь на «Проза. ру» или «ЛитРес», – пусто. Такая печалька… Ты ведь продолжаешь общаться с ними, все знаешь, скажи!
– С кем «с ними»?
– Ну, с автором, героями… Сам говорил: Этот процесс не может быть остановлен. В принципе. По сути.
Они замолчали, выжидательно глядя на него. Он же понимал, что не может отмолчаться, так как сам постоянно «приручал» их, приглашая к «путешествию сознания» по разным книгам, в том числе и Двукнижия: «Перемена участи» и «Поощрение к любви».
– Думаю,