– Кого там черти принесли?! – раздался неприятный скрипучий голос за дверью. Оксана напряглась, выпрямилась точно по струнке. По спине пробежал неприятный холодок, заставивший поежиться.
Вскоре дверь открылась, на пороге появилась пожилая женщина. Светло-зеленые глаза совсем выцвели и помутнели, голова покрыта реденькими, непривычно седыми волосами. Раньше мать всегда красилась в черный, совсем перестала следить за собой.
Глаза женщины сузились, она внимательно смотрела на нежданную гостью, чуть нахмурив тонкие, подкрашенные хной брови:
– Что за в жопу явление Христа народу? – Мария Георгиевна уперла руки в бока. Морщинистое лицо всегда смотрело надменно с горькой толикой презрения. – Ну и херли приперлась?
Оксана поджала тонкие губы. Вполне ожидаемое приветствие родной матери, но все равно чертовски неприятное. Язык так и чесался выдать тираду в ответ, но Ксана взяла себя в руки.
– Здравствуй, мама, – как можно ровнее старалась сказать она, хотя последнее слово против воли получилось каким-то холодным и твердым, ничего не значащим словом.
Мария Георгиевна с минуту выжидающе на нее смотрела, готовая к обороне. Ксана молчала. Не встретив ожидаемого сопротивления, женщина вытерла руки о засаленный подол выцветшего синего платья, оценивающе посмотрела на дочь сверху вниз, хоть и была едва ниже дочери, и осудительно скривилась. Еще бы, неприлично обтягивающие джинсы, по мнению матери, больше походили на нижнее белье, да и кислотно-желтый топ, поверх которого распахнутый меховой полушубок выглядел слишком вызывающе. А эти огромные «пиратские» браслеты такого же кислотного оранжевого цвета на руках еще в школе вызывали гнев. Сколько она их повыкидывала и не припомнить!
Такие детские драгоценности всегда приходилось прятать или оставлять у подруг. А может, мать просто завидовала молодости и красоте дочери, в любом случае, вдаваться в причины ненависти к ней родной матери Ксана не собиралась. Ей давно стало на нее плевать и если бы не нужда, в гробу она видела свою мамашу.
Мария Георгиевна отошла в сторону, пропуская в квартиру дочь.
– Проходи.
Внутри все по-прежнему, скудная старенькая мебель времен СССР, разве что линолеум сильнее вытерся, и рисунок на нем едва можно узнать: ровные квадратики, дешевый закос под паркет. Запах перегара и небольшой затхлости, по-видимому, не выветривался никогда. Женщины прошли на кухню. Оксана автоматом села на свое любимое место возле окна, ближе к батарее. Здесь любила сидеть только она, все детство: нравились жар от батареи и холод с окна. Раньше мать постоянно ворчала и говорила: продует. Но не продувало, ни разу. Сейчас матери было все