Я налил пива из кувшина.
Оружие мятежники распечатывали себе сами, но на боеприпасы и медицину, потребную для военной кампании, у них не хватало ни мощностей, ни времени. Так что раз в неделю по окраине системы проходил грузовой корабль Конгломерата, выбрасывал капсулу по медленной баллистической траектории, которая оканчивалась спуском на парашюте в океан в нескольких километрах от дельты. Там местные рыбаки вылавливали ничейные безымянные ящики и доставляли сюда, на эту авиабазу, а здесь их грузили в самолеты и снова сбрасывали, на сей раз в горах.
В первые дни я мотался по точкам сброса, налаживал связи с вождями повстанцев, обговаривал условия помощи, торговался. А потом сделал ошибку – высадился на окраине деревушки, недавно «освобожденной» мятежниками. В грузном предвечернем воздухе еще колыхался белый дым. Кроме него, ничего там не двигалось. Бо́льшая часть местных погибла в сожженных хижинах. Их останки лежали среди почерневших кольев в тлеющих углях прежних жилищ. Около дюжины деревенских пережили пожар – их привязали к столбам на площади. Одних пристрелили, других выпотрошили, их кишки вывалились в пыль под ногами. Трупы обвисли на отсыревших веревках, свесили головы. По расположению столбов – более или менее полукругом – я догадался, что перед смертью их заставили смотреть, как одну за другой насаживают на длинный бамбуковый кол их домашнюю скотину. Когда скотина кончилась, мятежники вырубили другой кол и принялись насаживать на него детей, начав с мальчика лет тринадцати, а потом подбирая по возрасту от старших к младшим…
У меня дернулся левый глаз. С тех пор я не бывал в горах. Я откашлялся, вытесняя из головы воспоминание.
– От твоего начальства есть что-нибудь новенькое?
Петрушка улыбнулась, потерла большим пальцем запотевшее стекло и ответила:
– С прошлой недели ничего. А от твоих есть вести?
– Только что получил.
– И?..
Стакан у нее опустел. Она потянулась к ручке кувшина через стол. Я оглядел комнату. Кроме бармена, только мы с ней.
– И… у меня новое назначение.
– Да уж пора бы, – ухмыльнулась она, налила себе и потянула губами пену с края стакана. – Ты здесь совсем закис.
Это было сказано с улыбкой, но я понимал, что она права. Я понимал это уже восемнадцать долгих неприятных месяцев.
С той минуты, как вошел в ту деревню.
– Я иду, куда пошлют.
Это даже на мой слух звучало неуклюже.
Она подняла бровь:
– И делаешь, что прикажут, послушный солдатик?
Левый глаз у меня снова задергался. В голове собиралась гроза. Я выпрямился на стуле:
– Не думаю, что у тебя по-другому.
Мы оба как агенты миновали лучшую пору – это сходство, среди всего прочего, и свело нас с ней.
Мы