– Хорошо, что вы хоть это понимаете, – сказал Лимовский. – А я вас узнал, Стёпа. Мы учились с вами в посёлке Солнечном, только вы на два класса помладше меня были. Так, вроде.
– Ну, что? Я давно знаю, что ты, хоть и учитель… грамотный, но ты – тот же Володька Лимовский, – сказал Степан. – Что из этого?
– А вы забыли, Стёпа, – сказал Владимир Фёдорович, – как я регулярно, почти каждую неделю, бил вас, как дворняжку, потому что мне уже тогда не нравилась ваша уголовная рожа… Но ты вот, скотина, подпил сейчас для храбрости и решил попробовать, отомстить за своё поруганное детство.
Степан, уже почти протрезвев, стал спускаться по ступенькам вниз. Он уходил от них почти гордо и с достоинством.
Не получилось у него и на сей раз поколотить вечного своего обидчика тщедушного, но, бляха-муха, ловкого Лимовского.
– Спасибо вам за цветы, Алексей, к сожалению, не знаю вашего отчества, – улыбнулся Лимовский. – Я вам что-то должен?
– Нет, вы ничего мне не должны. Да и отчество моё вам, Владимир, ни к чему. Я человек тоже грамотный и наблюдательный, и всё понял. Мне стало ясно, что вы – Лимовский, о котором только все здесь и говорят. Даже Нестерову доложили.
– Я знаю, что Ирина мне изменяет. Но я не могу без не неё…
– Странный вы человек. Но бог с вами! Сможете! Сможете вы и без неё, и очень скоро. Никуда не денетесь. Она никому не изменяет. У неё нервный срыв. Поймите сами, убили её сожителя, потеряла ребёнка, по сути, одна…
– Не совсем одна. Я ведь с ней.
– Бросьте, Владимир! Не надо говорить вздора. Я ведь к ней подкатывался после того, как всё у нас с ней случилось. Она меня послала… подальше. И сказала, что наше с ней случайное и нелепое… сближение у меня в номере, не повод для дальнейшего плотного знакомства.
– Даже так? Тогда я ничего не понимаю! Я отказываюсь что-либо понимать, – Лимовский был обижен на весь мир. – Но ведь есть же у неё Залихватовы. Они относятся к ней, как к дочери. Что же ей ещё надо?
– Спросите у неё сами о том, чего она ищет и чего желает. А насчёт Залихватовых…Они стараются, но не могут стать ей родителями. Хорошие люди, но они помнят о своей, родной дочери. Да и Пригожая не идёт с ними на сближение. Татану – одна. А вы – педагог. Вы должны понять, по сути, детскую метущуюся душу. Но влипли вы, Владимир, по самое никуда. Вы эгоист. Упорно считаете, что именно вы должны быть обладателем самых красивых цветов…
– Да, я виноват перед вами, Алексей. Из-за меня вы лишились работы у Нестерова. Мне очень жаль.
Телохранитель широко улыбнулся:
– Слова Геннадия Геннадьевича не стоит воспринимать всерьёз. Он, как бы, «уволил» меня перед местными боярами. Игра в демократию и справедливость. Никуда и никогда он меня не выгонит. Глупость! Без таких, как я, ему не обойтись. Не получится. Кроме того…
Азаров на секунду задумался, решая, стоит ему говорить дальше или нет.
– Что «кроме того»? – Поинтересовался Лимовский. – Что?
– Я