– Мужчина, Вы омлет или курица с рисом? – артикулировало это существо гибкими как из гуттаперчи губами. На слове «омлет» они принимали форму овала на пол лица. И что она так старается, он же не глухой? И не курица с рисом. И по-немецки он стюардессу понимает, спасибо дяде Эдику. В переводчице не нуждается.
– Вы меня, что ли, испугались? Что так глядите, как во сне ужаленный? – девица проявила настырность, пробудившая в Новикове сложное чувство.
– Кто в сказке был, тот жизни не боится. Возьму омлет, если он такой же округлый, – ляпнул он.
– Как что округлый? Как кто?
Константин смутился и отвернулся. Как буква «О»? Ну не говорить же девушке про ее рот! Как-то неприлично… Ладно, забыли, о-млет так ам-лет…
Дядя Эдик ценил отца. А за что? Чудак так ни разу и не ответил Косте на этот вопрос. Собственно, Эдик ни о чем не говорил прямо. То есть так, как привык объясняться Константин Новиков. Эдик для всего находил оборот. Форму. Даже про фашистов. Были у него свои про них истории. Вот хоть про корову Геббельса, которую Кирилл Петрович Новиков просил не рассказывать его детям…
А кому еще? Своих у Эдика не было. Так что рассказывал, обходя запреты. «Ну, уж, скоры мы и коров за клички репрессировать. Ах была она скромна, та корова Берия, не давала молока, даром что империя… Как бы они нас в отместку на своем коровьем му-му… как-нибудь на „му“ не прозвали», – ворчал он, объясняясь с Кириллом Петровичем. Костя вслушивался в голоса взрослых, доносящиеся с терраски, и мечтал когда-то так же легко, кругло без привязки к колышкам, говорить по-русски. Не вышло.
«Писать кругло не научишься, это дар божий, голубок с рожей», – смеялся на то Эдик. Его правда. Хотел Костя кругло, а стал наоборот, прямой и топорный в речи, как приписной военный. И стесняется этого. Он ведь не военный. Он относится к новому классу, народившемуся на Руси – как бы военных. Смешно теперь. Теперь, когда снова есть военные. Как бы настоящие. И даже в чести… Только военным Константин никогда не хотел быть… «Каску на душу не натянешь», – и так говаривал Эдик.
И снова острый кулак в плечо. На сей раз легонько, но и это уже слишком. Чай, не сестра.
– А омлета больше нет. Так Вам что, курицу, мужчина? Ау!
Константин оторвал свинцовый лоб от стекла, на котором остался