Этим утром! После того, что было… И даже ни словом не обмолвился, не посоветовался…
– Я спросил тебя, Энтони Уильям, как ты это объяснишь?! – гаркнул Фрэнк, впервые на памяти Джун.
– А что именно тебе непонятно, отец? Я даже не знаю, о чем речь, – вежливо отбился от нападок Тони.
Фрэнк включил запись и промотал сразу на последние секунды, и Джун готова была сквозь землю провалиться. Но оказалось, что батарея села в тот момент, когда Тони предложил встать перед ним на колени. Она назвала его больным ублюдком, он бросился к ней… И все. Конец записи.
– Джун, он принуждал тебя к чему-либо? вчера или в другие дни? – спросил Фрэнк, негодуя. В карих глазах – ни привычного тепла, ни понимания.
Ответь она «да», и отец не простил бы Тони. Больше всего на свете Фрэнк не переносил, когда унижали тех, кто слабее.
Но она не могла соврать. Она слишком ценила эту семью, чтобы вносить разлад в отношения.
– Нет, – тихо, но уверенно ответила, и Фрэнк с облегчением выдохнул.
– Тони, твое поведение нельзя оправдать. То, как ты вел себя с Джун, все то, что ты ей говорил… Зачем ты травил ее, как какую-то… зверюшку?!
Побледневший, Тони неотрывно смотрел на камеру, которую сам же и подарил, и явно пытался сопоставить факты в голове. В его глазах сменялись сомнение, ярость и оно – презрение. То самое, которого не было ни вчера, ни в мае в день рождения Джун.
Презрение кислотой пролилось на ее сознание. Стало больно.
И в то же время в висках стучало: предатель, предатель.
Он ведь был в курсе, что нельзя рассказывать чужим людям правду. Джун могла засудить его за распространение личной информации, которая бросала тень на ее будущее.
Впрочем, здесь и сейчас страх перед общественным мнением померк в сравнении с горечью обиды.
Тони знал, как ей важно оставить прошлое в прошлом, она не раз его об этом просила, а он все равно не упустил шанса поставить ее на место. Напомнить, что она для него – никто. Ее просьбы и желания – пустые слова.
Она. Для него. Никто.
Даже сейчас.
Оглушающая, разрезающая пополам правда.
Наверное, если бы вчера в библиотеке Тони довел дело до конца, то Джун стала бы его маленькой грязной тайной, а не девушкой, которую он с гордостью брал бы на встречи с друзьями и на званые ужины.
Эта мысль прошила ледяными искрами насквозь, настолько циничной, но разумной она была.
– Откуда у тебя камера, отец? – наконец прозвучал жесткий вопрос, и Фрэнк раздраженно взмахнул рукой:
– А это имеет значение?
– Откуда у него камера? – нетерпеливо повторил Тони, обращаясь к Джун, и она тяжело сглотнула сухой глоткой. – Скажи, что ты понятия не имеешь, Бэмби.
Она не представляла, как оправдаться. Да и зачем? Тони ранил ее очень глубоко, и не было желания улаживать конфликт. Хотелось довести его до безысходности. Проверить мир на прочность. И разочароваться, когда чуда не произойдет.
Джун специально начала нервно тереть правое запястье и пролепетала:
– Я