Все солдаты фотографировались на своих призывных. Все родители покупали это искусство. Мне нужно было только иметь зарегистрированный в Чите номер, прописанного там человека, имеющего свободный выход из части. Этим моим избранником стал офицер, функции которого выполнялись мною при проведении занятий по ОГП. Я его готовил к разговору около четырех месяцев, а других, к сожалению, не было. Мы поговорили, он согласился. Осталось найти цифровой фотоаппарат.
Суть такая: я провел среди солдат беседу о имеющейся возможности сделать фото настоящей жизни солдата: на выходе в поле, на технике, с оружием, без него и т. д. Три фотографии у нас стоили бы им за все – 150 рублей, или одну карточку, средства которой нужно было ввести на телефон офицера с тем, чтобы он позже мог их снять для покупки новых карт по 100 рублей за штуку у других солдат и т. д., но уже без фотоаппарата и необходимости рисковать.
Из более чем сотни человек согласилось около 40 воинов. Я, понимая, что, может, кто-то сообразит выгоду позднее, организовал выход всей роты на пляж города. Работа началась. Все это было сделано, т. к. стартового капитала лично у меня не было. У родителей было грешно просить, а близкие не смогли понять мой стартап. Нужен был левый человек с камерой, который и был найден из числа шакалов.
Поначалу все было отлично: деньги на счету пополнялись достаточно быстро, но дело в итоге прогорело, т. к. офицер, почуяв выгоду, меня кинул, сказав, что сержанту не нужны деньги, а он – офицер, который справится и сам. Это был провал всей летней кампании.
Ни я, ни он тогда не понимали справедливость мысли о том, что сержанты с солдатами – всегда, а шакалы – только во время работы. Он прогорел чуть позже, пропив все, что заработал моей башкой. И мне стало понятно, что в армии надо все же служить.
В какой-то момент, провожая очередного своего знакомого на гражданку, услышал от него, что каждый умирает в одиночестве. Эта мысль поразила меня. Она стала руководящей во многих аспектах моей жизни. Мне незачем быть судимым чужой совестью. Обо мне переживают только отец, мать и я. Ну и воспитатели, конечно.
После понимания этого стал проще смотреть на жизнь и более цинично деклассировать тех, кто стоял на пути. Я потерял интерес к сторонним переживаниям, болезням и слабостям. Люди, не входившие в круг моего ближайшего окружения, со всеми их знакомыми, страданиями, переживаниями и вообще всей их жизнью стали для меня лишней информацией.
В нашей части от тягот военной службы некоторое количество воинов глотало хлорку для дезинфекции туалетов, чтобы уехать домой по 15-й статье, которая гласила, что ее обладатель – дурачок. С нами служил парень из Новосибирска,