Вот так всегда. Вот так всегда.
– А как фамилия этой, курсант Ланская? ― бесстрастно обратился он к Валере, не отрывая от Тани глаз.
Как будто у неё за плечами вещмешок в тридцать килограмм, а на лице противогаз, и со всем этим нужно бежать. Как на первом курсе.
Взгляд его чувствовался именно так. Таня его держала, чувствуя пот, выступающий на лбу.
– Курсант Соловьёва, ― непонимающе ответила Валера.
– Курсант Соловьёва, ― удовлетворённо кивнул он, кривя губы в неестественной полуулыбке. ― Прекрасно. Ты знаешь, курсант Соловьёва, я не люблю, когда из меня делают дурака. Ты об этом очень пожалеешь.
Подумаешь. Не ему решать, о чём она будет жалеть, а о чём нет. Она многое пережила и многое переживёт, Таня; но прямо сейчас захотелось почему-то исчезнуть куда-нибудь или стать невидимкой, чтобы больше никогда не сталкиваться с этим брезгливо-пренебрежительным выражением лица. Она и не столкнётся, правда ведь? Да сколько она уже угроз слышала в свой адрес за своё пребывание здесь, сколько мата, сколько… Один Сидорчук чего стоит! И ничего, жива-здорова, учится себе спокойно… Ну, словом, он сейчас свалит, и всё закончится, и…
– Старший лейтенант Антон Александрович Калужный, ваш новый командир роты. Не стану врать, что рад знакомству.
Глава 2.
Таня всегда была не лучшего мнения о петербургских утрах, но сегодняшнее было готово побить все рекорды. Началось всё с того, что она, проснувшись на двадцать минут раньше праздничного воскресного подъёма в семь, поплелась в туалет, стуча зубами и трясясь: топили очень плохо, и училище замерзало ночами. Несколько раз прокрутила ручки крана туда и обратно, прежде чем убедилась: горячей воды снова нет. Разве может быть что-то ужасней?
Без проблем. На лбу красовался огромный расплывчатый сине-жёлтый синяк от вчерашнего столкновения с косяком. Да блин! И так не больно она понравилась новому командиру роты, а если он узнает, что это Таня была вчера на шестом этаже в неположенное время… Господи, да что ж за фигня такая началась!
Может, ей всё приснилось? Пусть придёт Мымра. Пусть Мымра вернётся обратно.
– Ох, ну заткнись, умываться я пришла, ― пробурчала она, недовольно косясь на зеркало. Оттуда выглядывало совершенно уставшее осунувшееся лицо. Даже редкие веснушки на нём были какими-то серыми.
Портить отношения со старшим лейтенантом ― а это, конечно, был он, тот самый, о котором говорил Радугин ― не хотелось, ведь именно от него зависело, кто будет в наряде стоять, а кто в увольнение пойдёт. Сегодня воскресенье. Отпустят уже с часу дня. Очень хотелось в город, несмотря на то, что рассчитывать на Валеру не приходилось: она почти наверняка пойдёт гулять с Мишей. Может, удастся выдернуть Марка, Надю или Веру… Да всё равно, кого, лишь бы выбраться из этого гудящего училища. Невозможно же тут быть каждый день, каждый час.
Война – это война, что же тут поделать. Война – значит, что о ней будут говорить на каждом