– Подняться или вознестись?
– Понял, – мотнул он головой. – Сперва поднимемся, а там и вознесёмся.
«Господи, до чего они сейчас были бы похожи, – отметила Люба, лишь однажды видевшая возле себя Сокольникова «на крупном взводе». Он был груб и бесстыден до отвращения, и она выпрыгнула тогда от него в окно, благо, её комната в пансионате была на первом этаже. С тех пор он никогда больше не пил при ней столько. А этот скис с двух рюмок, пасынок несчастный!»
– Значит, хочешь туда? – спросила она.
– Хочу!
– И стук тебе не помешает?
– Чей? Какой?
– Стук молотка, которым сегодня, слышишь, се-год-ня заколачивали гроб моего мужа – твоего отца?
– Ой, мамочка! – кисло сморщился Игорь. – Опять ты за своё? Фу! Ну, всё настроение сразу – фьють! – и убила. Фу! Знаешь кто ты после этого?
– Знаю – вдова твоего отца. А ты – пасюк.
– Это чего такое?
– Это штучка такая с носиком, с хвостиком, на четырёх лапках.
– Такая собачка?
– Нет, такая крыса. Серая. Вся в тебя. Понял?
– Эт я что ли? – он не сразу, но всё-таки сумел удержать взгляд глаза в глаза, проговорил: – Ты, Люб, на грубость нарываешься? Мы одни в доме, и я плевал на твой траур.
– Догадываюсь.
– Не замолчишь – получишь. – Игорь нехотя стал выползать из глубины дивана, чтобы встать.
– Встанешь, посмотри в окно. Не в то, а в это, за тобой. Вот так. Видишь, там большая чёрная машина?
– Ну и что?
– А то, что в этой большой чёрной машине сидит огромный рыжий мужик. Ты сейчас пойдёшь к нему и попросишь его догнать с тобой Кащея. Попробуешь остаться здесь, он из тебя любой сорт кефира выжмет. На сборы у тебя минута.
Люба встала в дверях, прижавшись спиной и затылком к косяку, и Игорь сообразил, что его действительно просят вон и освобождают для этого дорогу. Но уходить из такого дома? От такой вдовы – пусть хоть она будет не батина, а самого господа бога… Ах, невезуха!
– Мать, ты не порти вечер человеку. Извини, в чём можешь, но чего ты гонишь-то меня?
– Остаётся полминуты, – ответила она, не поворачивая головы.
– Мне всё ясно. Ладно! – он начал гоношить себе «посошок», но прежде заглянул за штору. Под фонарём, освещающем постройки во дворе, действительно пофыркивала выхлопной трубой чёрная «Волга». – Это тот рыжий бугай, что сидел за столом с Кащеем, батин шофёр? Который его утопил? Теперь он тебя пасёт? Всё ясно. Кончаем интим, переходим к делу. – Он отставил налитый коньяк. – Сколько батя оставил тебе наличными или на вкладах?
– Ты считаешь, что он тут грёб тысячи? У него оклад был двести рублей за то, что он ночи не спал, мотаясь по полям, как сукин сын! – сорвалась Люба с прежнего тона.
– Хорошо. Я не знаю, сколько у него было тут, знаю, сколько было там, сколько он на лапу брал за каждый контейнер дефицита! – заорал на неё Игорь, напрягая вспотевшую шею.
– А это уже не моё дело, я не знаю этого. Знаю, что ты своё получил, и «батя» тебе уже ничего