– Вики занимается антиквариатом, – объяснила Кэтрин.
– Впрочем, некоторые называют это по-другому. – Вики наморщила лоб. – Во всяком случае, ценность вещи в глазах владельца.
– Думаю, они называют это красотой, – сказал Синклер.
Это были, наверное, его первые слова за весь вечер. На мгновение за столом воцарилась тишина.
– Разве это не одно и то же? – Гостья отпила из бокала, не отрывая взгляда от Синклера.
Энни судорожно сглотнула. Вики просто излучала самоуверенность – интеллектуальную и сексуальную. Разумеется, Синклер мог бы ею заинтересоваться. С другой стороны, она…
– Давайте я уберу посуду. – Энни встала и начала собирать со стола сервировочные тарелки.
– Ценность и красота часто вообще не имеют друг к другу никакого отношения, – услышала она за своей спиной голос Синклера. – Некоторые из моих самых выгодных вложений были сделаны в то, на что никто бы и смотреть не захотел, – в уран, бокситы, природный газ.
– Одним словом, ты из тех, кто предпочитает простые и скучные вещи, – заключила Кэтрин.
Энни съежилась.
– Да, я больше привык ценить полезные вещи.
– Господи, что же нам делать с вашим сыном?! – сокрушенно вздохнула Вики.
Энни переложила остатки картофеля в пластиковый контейнер – ее ужин.
– Один Бог знает, чего я только ни делала, все – бесполезно. Возможно, эта легендарная чаша – наш единственный шанс. – Женский смех вонзился ей в уши.
Когда Энни вернулась в столовую, чтобы забрать остальные тарелки, разговор перешел на другую тему – предстоящую вечеринку. На мгновение она почувствовала себя Золушкой, которой было назначено судьбой помочь всем подготовиться к балу, а самой остаться дома.
Она взяла тарелку с нетронутым хлебом и не смогла устоять, чтобы не бросить быстрый взгляд на Синклера. Он тоже смотрел на нее.
Она почувствовала дрожь и одновременно горячую волну желания. Он быстро отвел глаза.
– Я завтра пойду в море, – сказал он, посмотрев на мать. – На весь день.
– Ну, а мы с Вики начнем разбираться на чердаке.
Энни едва не выронила тарелки. Значит, ее помощь больше не понадобится? Странно, но у нее уже появилось своего рода собственническое чувство к этим покинутым сокровищам.
Ничего из этого ей никогда не принадлежало и никогда не будет принадлежать.
Она отнесла тарелки на кухню и поставила в посудомоечную машину.
«Он и не думает о тебе. Для него это было лишь минутным моральным падением. Минутным помешательством», – шептал ей разум.
– Энни. – Раздался за ее спиной низкий голос. Вздрогнув, она обернулась. Синклер стоял в дверях кухни. – Нам нужно поговорить.
– Да, – выдохнула она.
– Завтра. – Его глаза сузились, между бровей появилась морщина. – Когда мы будем одни.
Она кивнула, сердце стучало где-то в горле. Синклер повернулся и вышел из кухни. Под