Проехал мимо синагоги. Оглянулся. Здесь ничего не изменилось и только на крыше, примыкавшей к стене крепости, не было кольев. Однако рав Нафтали увидел подъехавшего офицера. Узнал его и тут же вышел.
На лице Нафтали не было даже тени удивления. А добрая улыбка свидетельствовала, что он рад вновь видеть старого знакомого.
Силонос спешился. Подал руку старому человеку. Эта встреча была ему приятна. Она связала невидимыми нитями его настоящее с прошлым. Ведь он прослужил в крепости более семи лет!
Не ожидая вопросов, он рассказал раввину Нафтали всё, что знал об Эльазаре. О тяжких днях наступивших в Иудее. Нафтали не перебивал, изредка кивал головой, как бы подтверждая возникавшие у него грустные мысли. На лице его застыла печаль.
— Значит, еще не выпита до дна горькая чаша нашей вины перед Всевышним, — с глубокой болью произнес рав Нафтали, когда Силонос завершил свой рассказ, — значит, еще не пришло время спокойствия на Земле Израиля, даренной нам Всемогущим.
Жестом уважения и доброжелательности Нафтали пригласил греческого офицера зайти в синагогу.
После яркого солнца в помещении казалось темно. Горело несколько небольших глиняных плошек. Рав поставил перед гостем золотистую, как солнечный день кружку с холодной ключевой водой.
— Из ущелья Ара, — невольно улыбнулся своим воспоминаниям Силонос. Наступило неловкое молчание. Первым заговорил Нафтали.
— Я уже давно понял, — начал раввин, как бы продолжая недавно прерванный разговор, — что для вас, уважаемый гипарх, история великой Эллады, не пустой звук, но важная часть лично вашей жизни, вашей веры и отсюда линия вашего поведения. Вы носитель великих традиций, но, увы! прошедших эпох.
Сказав все это, без всякой напыщенности или заискивания, Нафтали умолк. Он лишь констатировал факт. Однако Силонос насторожился. Старый иудей коснулся очень важной его, Силоноса, личной тайны. Он внимательно посмотрел на раввина, но тут же успокоился. В словах иудея была истина, хотя она и больно его задела.
Не об этом ли говорил ему несколько лет тому Проклос, верный друг его отца, перешедшего в мир иной?
Наставляя Силоноса, друг отца говорил с осуждением о тех, кто зачеркнул лучшие стороны деяний Александра Македонского, а именно: его титанические попытки создать из народов и племен, присоединенных к эллинской империи, единую и могучую нацию ЭЛЛАС, о тех, кто взял из его деяний лишь опыт создания штрафных отрядов из провинившихся солдат и офицеров…
— Прошу прощения, если я задел больное место вашей души! — как бы опомнившись, произнес раввин. — Я не намерен был даже в малейшей степени огорчить моего почетного гостя.
— Продолжайте, — коротко возразил Силонос, — я вижу, вы знакомы с нашей историей.
— Я лишь пытаюсь её понять… — тихо ответил раввин. — Наши древние народы и наши древние культуры связаны не праздными интересами.
— Да, я знаю о Септуагинте — тщательном переводе вашей Торы на греческий