Нерехтинцы полюбили меня всем сердцем, а я полюбил их. Я перенял их привычку подолгу размышлять вслух о мировых проблемах. Мы часто разговариваем прямо посреди дороги о жизни и несправедливости её. Местный народ любит гулянье, игры, забавы, кулачные бои, драки кистенями. Во время последнего кулачного боя насмерть забили троих. Но и обидчикам досталось – их избы спалили вместе с бабами и ребятишками. Я, конечно, ещё изображу в своих рассказах жизнь русского крестьянства.
Фурцеля, однако ж, сильно не любят и хотят его поля уничтожить. «Кабы дом имел, как Фурцель, в поле б не ходил». Такая есть у нерехтинцев поговорка. «Жить фурцелем» означает бить баклуши, попусту тратить время.
В последнее время я немного провожу времени в поисках Крякутного. Поиски его так меня ни к чему и не привели. Быть может, вы и были правы, говоря, что факт его существования – выдумка. Меня стала больше занимать мысль: над чем ночами трудится мой хозяин? Посему я наблюдаю за немцем и его таинственными занятиями. У него есть одно весьма странное увлечение. Он построил сарай во дворе и держит там голубей. Пользы от этого голубиного сарая – никакой, один помёт. Иногда Фурцель выпускает голубей на волю. Тогда голуби начинают летать над его домом. Он подолгу смотрит на кружащихся птиц. И есть у Фурцеля одна любимая голубка с привязанной к ноге ленточкой.
Нерехтинцам такое странное увлечение понравиться никак не может, многие думают, что птицы заговоренные. Думают, Фурцель знает язык птиц.
Однажды ночью мне удалось наблюдать следующую сцену. Меня разбудил плач, доносившийся с хозяйской половины. Я вышел в одном исподнем в тёмные сени. Из-за двери, где проживает Фурцель, раздавались стоны и причитания. Потом промяукало какое-то животное. Очевидно, за этими красивыми дверями скрывается какая-то страшная тайна. Я сумел различить, что плач был женский, а мяуканье – кошачьим.
Затаившись у холодной печи, я стал вслушиваться в ночные шорохи. Вначале всё было тихо. Не прошло и пяти секунд, а возня и разговоры то возникали, то пропадали вновь.
Я сумел догадаться, что мужской голос принадлежит Фурцелю. Следуя законам логики, оставалось предположить, что женский голос был Анны Амалии.
Сам разговор мне не удалось разобрать, поскольку он вёлся на немецком языке. Стук собственного сердца и холодный пол, на котором ваш покорный слуга стоял босыми ногами, не позволили уловить суть беседы. Мне пришлось прервать моё дознание и вернуться в кровать. Как и полагается писателю, описывающему нравы людей, я никогда не расстаюсь со своим рабочим блокнотом. Поэтому я сразу положил на бумагу события той ночи для последующего расследования.
Нутром чувствую: за всем этим кроется какая-то загадка.
Низко кланяюсь вам
Ваш А.М.Г.
Ну, дорогой Александр Степанович, и задали вы мне задачку. Спешу описать Вам события последних дней.
Началось всё с того дня,