– Твой отец был хорошим человеком, но придерживался опасных либеральных убеждений. Я даровал ему это право лишь потому, что он ни разу не опозорил фамилию. Хотя он уже играл с огнем, когда отказался вывести вас в свет как положено.
Ровена встала и подступила к дяде:
– Нас вывели в свет по всем правилам! И меня, и Викторию должным образом представили королеве, но нам не хотелось устраивать бал для дебютанток. Мы не любим показную шумиху. Известно ли вам, что на деньги, которые тратятся на одни цветы для бала, можно целый год кормить сотню семей бедняков? Мы отдаем должное светским обязанностям, посещаем приемы и благотворительные вечера, но нам это совершенно неинтересно. Отец уважал наше мнение.
Граф стиснул зубы:
– Именно об этом я и говорю. Как вы найдете достойных мужей, если не выходите в свет? Ваша тетя очень волнуется за вас обеих. Мне давно следовало вмешаться. Но прошлого не исправить. Вы с сестрой поедете в Саммерсет, а Пруденс останется в Лондоне.
Тон дяди не допускал возражений, и Ровена умолкла. Внутри все кипело, но чутьем она понимала, что открытое неповиновение ничего не даст. Однако она и мысли не допускала о том, чтобы бросить Пруденс. Ровена глубоко вдохнула, собралась с мыслями и попробовала иной подход:
– Мы всегда относились к Пруденс как к сестре, но важнее то, что они с Викторией неразлучны. Лучше ее с Викторией не справиться никому, а сестра такая хрупкая… Боюсь, что еще одна потеря подорвет ее здоровье. – Ровена выдержала паузу, чтобы слова достигли цели. Лишить больную племянницу верной компаньонки будет бессердечным поступком. К тому же даже дядя питал слабость к Виктории. – Если вы позволите взять Пруденс в качестве камеристки, это пойдет на пользу Виктории. И все приличия будут соблюдены. Вы же не станете отрицать, что нам нужна камеристка? – Ровена сложила руки и опустила глаза. В душе у нее все кипело от ярости.
Дядя задумчиво пожевал губами. Обоим было ясно, что племянница загнала его в угол.
– Разумеется, если ты настаиваешь. Но помни, что в моем доме к ней будут относиться не как к гостье, а как к прислуге. – Слегка поклонившись, он вышел из комнаты.
Ровену трясло; она упала в кресло и закрыла руками лицо, задыхаясь от груза свалившейся на нее ответственности. Папа, что ты наделал? Человек, воспитавший в ней независимость, в итоге отдал ее на попечение тому, кто отрицал саму идею женской самостоятельности. Они могут потерять дом, Пруденс… решительно все.
Ровена сделала глубокий вдох и собралась с мыслями. Если задуматься, была ли она столь независима? Она ничего не понимала в финансовых делах, да они ее и не интересовали. Наслаждалась почти безграничной, не обремененной обязанностями свободой и была так глупа, что даже не знала, чего еще пожелать. Она держалась эгоистично – бездумно порхала от одной прихоти к другой, так и не научившись ничему полезному. Неудивительно, что отец возложил финансовые заботы на брата.
Но сейчас