– Значит, автор не создавал море? – спросил Чар, активно, даже как-то лихорадочно гребя руками и ногами.
– Вот это конкретно – конечно, создавал. Но не один, понимаешь? Автор и читатель создали это море вместе.
– Для меня?! – чуть не задохнулся Чар.
И отец, подобрав его под живот, развернул к берегу.
– Ближе к суше давай: дыхалка у тебя слабая.
– А вот песок? Или тебя? Или… самих себя мы тоже видим по-разному?!
Отец кивнул, нырнув подбородком в воду.
– И раз у нас разные читатели, вы с мамой видите меня не так, как я себя в зеркале?!
– В этом нет никакой беды, – спокойно сказал отец и встал пятками на дно. – Если перед нами поставить в ряд сотню мальчишек, мы оба безошибочно укажем на тебя пальцем и скажем, что наш сын – вот. Какая разница, какой ты для нас на вид, если мы сходимся во взгляде, что мы семья и любим тебя?
Чар на миг ушёл плечами под воду – тоже встал на дно и отдышался.
– Глянь на меня, – задорно сказал отец. – Мои усы!
– А что с ними? – не понял Чар; это были усы, которые он видел чуть ли не каждый день, только мокрые.
– Их форма. Твой читатель их видит по-одному, мой по-другому; но разве от этого ты не узнаешь меня в толпе? Или маму?
– У мамы нет усов, – сказал Чар теперь отчего-то не очень уверенно.
А отец его расхохотался. И мизинцем выкручивая из ушной раковины воду, наклонил голову:
– Может быть, тебе такое и правда ещё рано понимать.
Чар посмотрел на себя сквозь море:
– Наш мир очень сложно устроен.
– Любой мир сложно устроен.
– Но ведь получается, его нет на самом деле. Всё вокруг придумали автор и читатель.
– Супер-существа, – усмехнулся отец. – Как эта твоя бешеная креветка.
Чар задумчиво смотрел в море. Креветок в нём не водилось.
– Знаешь, что я думаю, Чар? – с беспокойством посмотрел на него отец, но никак этого не выдал. – Любой мир кто-нибудь да выдумал. Поэтому… глупо, наверное, было бы огорчаться. И ты только погляди, какая вокруг красота!
Чар поднял голову и вновь увидел море не сквозь, а как будто целиком. И небо, и блики, и градиент синевы. И весь этот космос…
Вечером он попросил родителей отвести его посмотреть на закат. Такого сочного апельсинового космоса он ещё никогда не видел. И полюбил море ещё сильнее.
Он стоял на берегу. На песке, уже в кроссовках и даже чуть-чуть замерзая. Но улыбался широко и счастливо. Он всё не прекращал думать над словами отца и на всё вокруг теперь смотрел немножко по-новому. И не догадывался, конечно, что автором он задумывался как смышлёный мальчик, очень глубоко чувствующий мир.
Чар