О том и «шелестела народная молва». – Вот петроградская сцена, приводимая Ремизовым (с его ревдемократическим прошлым никак его в антисемитизме не заподозрить): «Тут недавно возле Академии ученье было, один красноармеец и говорит: „Товарищи, не пойдёмте на фронт, всё это мы из-за жидов дерёмся!“ А какой-то с портфелем: „Ты какого полку?“ А тот опять: „Товарищи, не пойдёмте на фронт, это мы всё за жидов!“ А с портфелем скомандовал: „стреляйте в него!“ Тогда вышли два красноармейца, а тот побежал. Не успел и до угла добежать, они его настигли, да как выстрелят – мозги у него вывалились и целая лужа крови»[366].
И у Кронштадтского восстания уже был антиеврейский характер (и тем более оно было обречено): уничтожали портреты Троцкого и Зиновьева, но не Ленина. И объясняться с кронштадтцами Зиновьев не посмел поехать – разорвут. Послали Калинина.
В феврале 1921 и в Москве были рабочие забастовки – и с лозунгом: «Долой коммунистов и евреев!».
Мы уже упоминали, что большинство российских социалистов, а среди них было множество евреев, в Гражданской войне были, конечно, за Ленина, а не за Колчака, и многие из них прямо воевали за большевиков. (Например, бундовец Соломон Шварц: при Временном правительстве – директор департамента в одном из министерств, в Гражданскую – добровольцем в Красной армии, не указал, в каком чине, потом – эмигрировал, за границей опубликовал одну, вторую книгу о положении евреев в СССР, суждения его мы ещё будем приводить.)
И казалось так, что не только евреи-большевики, но будто и всё еврейство в целом избрало свою сторону в Гражданской войне: красных. Сказать – на этот выбор их ничто не толкнуло? Нельзя. Сказать – другого выхода не было? Тоже нет.
В том же Киеве Шульгин описывает грандиозный Исход, на Покров, 1 октября 1919, – из города, обречённого к сдаче большевикам, – исход одних русских, с котомками, пешком, через днепровские мосты; предполагает он, что – тысяч шестьдесят. А «евреев не было в этом исходе;