на каждом светофоре.
Через несколько дней пути Авраам сказал:
– Вот это место. Привяжи ослов и развьючь их.
Захвати дрова с собой.
Он поправил армейскую сумку на плече сына,
помог ему надеть винтовку,
которая стянула плечи и грудь.
– Удачи, сынок. Звони.
И было, не мог он оторвать взгляда
от сильной спины сына,
от легких его шагов к воротам базы.
– Сара, не умирай, Сарале.
Ангел успеет.
Незыблемая скала
Не наполнишь собою дом, не мелькнешь в зеркале.
У.-Ц. Гринберг
встречал эти лица и я, и больше не встречу никого из них.
на светофоре не попросит проехать прямо из правой полосы,
на пикнике не сварит кофе на моем остывающем мангале,
ни в парках, ни в магазинах, ни в банке, ни на пляже…
везде там, где мы будем спокойно беспокоиться за детей,
допоздна работать, планировать отдых, торговаться на рынке,
спешить и опаздывать, выздоравливать и отчаиваться…
под надежным куполом, в тени неодолимой скалы
из резервистов и срочников,
которые и впредь будут накрывать нас крылом своего мужества.
– Эй, дедок, ты где? Это шоссе, это тебе не забор сторожить, —
с ухмылкой отмахивается он, подрезав меня на своем мотоцикле.
«Проснуться и…»
Проснуться и,
не открывая глаз,
знать, что еще темно,
раз одинокий соловей
поет тебе в окно.
Он далеко, он у моста,
его блаженный глас
под небеса пролит.
А он с соседнего куста
творит и мост и небеса,
и горизонт творит.
И лучше глаз не открывать,
себе свободу даровать,
услышать эха вертикаль.
И снова необъятна даль
и первозданна нагота
шоссе, кустов, моста.
Каникулы
Духовитый настой венских стульев и пыльных гардин,
Он тебя заведет в лабиринт полустертых отметин,
Запустеньем наполнен наследства грибной габардин
непошитых пальто, не распетых в два голоса сплетен.
Поманит заоконная даль конопатою бойкой жарой,
Дразнит плеск у моста и песок на открытой странице.
Жми по центру, Санёк, захлебнись беззаботной игрой.
Твой доверчивый август в зените все длится, и длится.
«Со дна бокала пузырьки…»
Со дна бокала пузырьки
стремятся вверх по росту
или, точнее, по величине.
Вот крупные, зажав свои мирки,
всплывают на поверхность и с погоста
ее оказываются вовне.
А мелкие несут свой хмель в виски,
сливаются под черепной коростой
и образуют пустоту во мне.
Так двух пустот тиски
удерживают в равновесьи тело – остов,
их