Уязвлённое самолюбие. Риллер Эрот

на нервы с успехом мог и тот коридорный аспид. Что вскоре и случилось. Стоило прикоснуться к очкам, как из приёмного сообщили о поступлении трёх новых больных с расстройством желудка. Мечты об отдыхе стремительно таяли, но тут выяснилось, что дежурный по госпиталю распорядился оформить новеньких в своё гастроэнтерологическое отделение. Такое нетривиальное решение застало Лидина врасплох, ибо сильно смахивало на отчаянную выходку эксцентрика с внезапно случившимся припадком альтруизма. Взбалмошности гастроэнтерологу было не занимать; что касается филантропии, то, как и у всех смертных, она у него тоже была, но до сих пор скромно отлёживалась в загрудинном депозитарии, ожидая своего часа, и, видимо, сегодня этот час, наконец, пробил. Выдвигать новые версии, а тем более разгадывать чьи-то ребусы особого желания не было, в то время как впасть в забытье хотелось всё больше, и оставшихся сил как раз хватало, чтобы перевести зрение из отчётливого в расплывчатое. Но тут оживший коридорный бубенец выдал очередную новость: дежурный по госпиталю всем поступившим только что назначил консультацию инфекциониста. Это окончательно сбило Лидина с толку, хотя намёк на логику просматривался: было похоже, что альтруистическая апоплексия гастроэнтеролога, так и не успев набрать силу, безвременно сгинула, и предписанная им консультация была тому подтверждением. По госпитальным канонам врачебное назначение такого рода считалось несрочным и могло подождать вплоть до завтрашнего утра. Но Лидин вспомнил, как две недели назад едва не потеряли больного, у которого под маской обычного гастрита пряталась кишечная инфекция, и который вовремя не был осмотрен инфекционистом. И этот совсем свежий случай сверлил память, назойливо намекая на то, что время освобождать переносицу от порядком надоевшей оправы ещё не наступило.

      – Альберт Валентинович, снимите очки, вы же так не уснёте, – услышал он шёпот справа от себя.

      – Спасибо за заботу, Гуля, – отвечал не открывая глаз Альберт. – Как там четвёртая?

      В четвёртой палате находился ефрейтор с подозрением на дифтерию, доставленный позапрошлой ночью из Янгиюля. В аптеке госпиталя, как назло, не оказалось противодифтерийной сыворотки, и персонал второго инфекционного готовился не только к прогрессированию болезни, но и к возможным осложнениям.

      – Тридцать восемь с половиной. Всё прокапала. Спит, – отрапортовала Гульнара.

      – А глотает как? – Альберт приоткрыл один глаз.

      – Не волнуйтесь. Пьёт он, – спокойный голос Гульнары, словно миорелаксант, расслабил его шейные мышцы, которые было собрались оторвать голову от кушетки. – Поспали бы немного, а?

      – Так ведь я и так вроде как сплю, – он зевнул и снова закрыл глаза. – Ты-то как? Ещё держишься?

      – Я чай пила с алычовым вареньем. Хотите чаю? – игриво спросила Гульнара.

      – Хочу… алычу… – промямлил Альберт словно спросонок.

      – Смешной вы! – весело сказала Гульнара. – Я ещё когда первый раз с вами дежурила, заметила, что вы не такой, как все.

      – А какой? – оживился Альберт.

      – Смешной. Шутите всё время. Смешить умеете, а ругать – нет.

      – А надо ругать? – он повернулся к медсестре, сделав наигранно строгое выражение лица.

      – Девчонки говорили, что ваша строгость была бы им даже прият… – начала она и осеклась на полуслове.

      – Раз прият, значит, будем ругат! – пообещал Альберт и снова дал ресницам команду сомкнуться.

      – У вас не получится, – несмело возразила Гульнара. – Вы добрый. Вы очень хороший… врач.

      – Тону в комплиментах! Спасай!

      Он протянул ладонь навстречу своей спасительнице, но вместо того, чтобы схватить тонущего за руку, она спешно ретировалась. На её смуглом лице было написано явное смущение, но взгляд, полный нежности, сообщил ему, что шансы быть спасённым у него ещё остаются.

      – Тут одно из двух: нужно уметь либо хорошо просить, либо хорошо плавать, – заметил Альберт, вставая с кушетки.

      Гульнара стушевалась. Было видно, что она не поняла смысла его слов. Альберт подошёл к ней и, улыбнувшись и слегка приобняв за плечи, сказал:

      – Ты очень милая девушка. И медсестра замечательная. У тебя всё будет хорошо!

      – Не хочу я… Ничего не будет… – её глаза вдруг погрустнели. – У меня уже есть… всё…

      – Значит, ты абсолютно счастливый человек?! – воскликнул Альберт.

      – Не знаю, – она осторожно высвободилась из его объятий. – Альберт Валентинович, я не взяла мазок у больного во второй палате, – произнесла она виновато.

      – Проверяешь, буду ли я ругаться?

      – Знаю, что не будете. Я не поэтому вам говорю. Этот сержант ко мне пристаёт, – произнесла она с нотками обиды в голосе.

      – Какой сержант? – насторожился Альберт.

      – Из второй палаты. С ангиной.

      – А-а… – задумчиво протянул он, пытаясь вспомнить, кто из обитателей второй палаты был сержантом. – Может, ты ему нравишься?

      – У нас в Средней Азии у девушек строгое воспитание, – она отвела