– Не мешало бы, – поддержал друга рядом стоящий Калина.
– Чуток погодь, успеется еще, – враз урезонил друзей Любомир. И, укоризненно посмотрев на них, уже более миролюбиво прибавил, – вы лучше развяжите его.
– Вот это другое дело, – растирая запястье, процедил сквозь зубы Тенгиз, – теперя и поговорить можно.
И, ухмыльнувшись, в ожидании устремил взор своих огромных раскосых глаз на предводителя русичей. Высокий, стройный, атлетически сложенный, с правильными чертами лица и вьющимися белокурыми волосами – он был прекрасен в этот миг.
«Красивый, чертяга, не одну нашу бабу с ума свести сможет», – мелькнуло в голове у Любомира. И, встряхнув головой, как от наваждения, спросил:
– Откуда, басурманин, язык-то наш знаешь?
– Да у меня ж матушка-то русская, – незамедлительно последовал ответ.
– А отец?
– Он из знатного кипчакского рода, – и, потупив взор, задумался. Но через мгновение, вновь устремив свой ясный взгляд на Любомира, заговорил, – во время одного из походов в русском селении он и увидел Елену Прекрасную. Они полюбили друг друга, она и согласилась с ним уйти.
– И ты по примеру отца тоже решил похитить русскую девицу? – стрельнув глазами в сторону иноверца, вопрошал Любомир. Не ожидая такой явной подковырки в свой адрес, юноша, задрожав от возмущения всем телом, горячо выпалил:
– Да не похищал мой отец маму! Как ты понять этого не можешь! – и, помолчав, уже более спокойно продолжил, – она просто влюбилась в него, поэтому и решила бежать вместе с ним.
Тяжело дыша, он снова замолчал. Но вдруг резко встал и, задыхаясь от негодования, прохрипел:
– И я не хотел никого похищать! И русича твоего не убивал. Да ты и сам об этом не хуже меня ведаешь.
– Откуда тебе, басурману, знать, что я ведаю, а что не ведаю?
– Зарядил, как попугай, басурман, басурман! Да никакой я не басурманин! – вновь возмутился Тенгиз. – Ты же не знаешь, что у моего отца мать тоже была из русичей? Так что куда не крути, а выходит, что у меня крови-то больше славянской, нежели кипчакской. Да и матушка мне наказывала: сынок, никогда не смей лишать жизни своих родичей.
– И что, не лишал? – вскинув бровь, удивленно воскликнул Любомир. – Это же невозможно! Ты же воин!
– Не поверишь, но до сих пор как-то удавалось избежать этого смертельного греха. Может потому, что всё больше отправляли в дозоры, а вот поучаствовать в боях как-то не довелось.
– Что-то ты мудришь. Ходить в дозоры тоже опасное дело: могут и выследить, и уничтожить могут. Даже вот мы, крестьяне, смогли же не только защитить себя, но и дать вам отпор. А в живых-то остался лишь ты один.
– Значит, материнское благословение действует, – уже более спокойно и примирительно проговорил Тенгиз.
– Ну да ладно, бог с тобой. Ты лучше поведай, часто ли вам, нехристям, приходится бывать в этих местах.
– Опять