– Нельзя, уж истинно, – вторил Кондратьев. – Обнаглели фабричные!
– Фабра – она и есть фабра, – от самовара добавляла Мария Федоровна. – Пусть говорят спасибо, что кусок хлеба дают. Чего нам стоило все это, нынешнее…
При случае она любила поговорить. Особенно, когда дело денег касалось. Но ее прервал швейцар, важно объявивший:
– Господин губернатор!
– Проси, – огладил пуговицы сюртука Тимофей Саввич, вставать не торопясь. Довольно и того, если по-хозяйски на середине гостиной встретит.
Под эти приготовления Савва хлопнул рюмку коньяку и вышел через внутренние двери. За благо рассудил: наговорит бог знает что губернатору, а решать-то все равно будет отец, а не губернатор.
Он торопился на фабричную площадь, как на пожар. Да пожар и был, все разгоравшийся. Навстречу ему неслись крики:
– Опять отбили!
– Наша взяла!
– Держись, Севастея!
Несколько минут хватило, чтобы понять: тройка вожаков уже не раз переходила из рук в руки. Это с первого наскока жандармам и солдатам удалось захватить переднюю троицу, окружить и попытаться увести с глаз долой. Но круг охранников и сотни метров не сделал: тысячная толпа смяла оба батальона, а жандармы в животном страхе разбежались в разные стороны. Приказа стрелять в людей все еще не было. Да и батальонные подполковники оказались из строевых служак, ходивших с генералом Скобелевым на Шипку. Десятитысячных турецких орд они не боялись, в штыки встречали, но как острить те же штыки о сухие груди изможденных ткачих? Пожалуй, и окрик самого губернатора не заставил бы их повторить приказ для солдат. Так, постреливали над головами для острастки.
Руководители этой стачки были явно не дураки; они понимали: пока губернатор распивает чаи у хозяина, бояться им нечего. Мародеров, которые громили контору и жгли квартиры самых ненавистных служащих, быстренько своими силами успокоили, а у дома хозяина выставили собственную охрану. Выбегая из дома, Савва видел десятка два решительных, молчаливых ребят. Он пробовал было с ними заговорить – они не отвечали. Как же, тоже хозяин! Такие же лица были и здесь, по-за спинами женщин. Вот тоже ловкая тактика: впереди женщины, и даже ребятишки, но стоило жандармам хоть немного приблизиться, женский строй разрывали плотные роты, которые своими клиньями вышибали любой натиск. Они обзавелись хорошим березовым дрекольем, против которого жандармские «селедки» были жидковаты. Более того, кто-то на задах рубил чураки, которые в случае чего летели как городошные биты. Тройка вожаков, шага на три поперед всех, стояла бесстрашно.
У Севастеи, видимо, устали руки под тяжелыми цепями, она опустила их, но когда жандармы, дразня, подступали, цепи снова взлетали вверх. Это служило сигналом: спасай нас!
Право, Савва восхищался ею. Тут ничего не было от прежней дурошлепной любови, просто признание: ай да Севастеюшка!
Но не это поразило его – Зиновея. К воинственному виду своей давной