наружности
и других хороших качеств,
тогда для уловления похвал
человекоугодничает
и, как утка, кричит:
«Так! Так!» —
когда на самом деле
и в справедливости
не всегда так,
да и сам он часто внутренно
бывает
расположен иначе,
а по малодушию
придакивает.
Гусь, когда бывает что-либо
не по нем,
поднимает крылья и кричит:
«Кага! Каго!»
Так и горделивый,
если имеет в своем кружке
какое-либо значение,
часто возвышает голос,
кричит, спорит, возражает,
настаивает на своем мнении.
Если же недугующий
гордостью
в обстановке своей не имеет
никакого веса и значения,
то от внутреннего гнева
шипит на других,
как гусыня, сидящая
на яйцах,
и, кого может, кусает, кусает.
Прошу, чтобы притчу
о гусях и утках не забывали,
гусиных и утиных немощей
избегали
или хоть, по крайней мере,
не оправдывались в них,
а сознавались и каялись.
А что? Гусь и гагара?
Какова пара?
А ведь по одной воде
плавают…
Мати! Не унывати,
а на милость и помощь
Божию уповати,
и мене, грешного,
в молитвах своих поминати.
Как ни мерекай туда и сюда,
а нигде не избежишь труда.
Как-то ваши дела идут
и к какому концу грядут?
Что-то вы поделываете
и как управляетесь с своими
делами?
Старинные люди
хоть и очень простые были,
но поговорки их очень
мудрые и основательные.
Не живи как хочется,
а как Бог приведет.
Эту-то малую поговорку
не скоро кто переедет
без труда.
Как-то на деле все выходит —
постой, да погоди,
да еще немного подожди,
да осмотрись, да соберись
с умом и вместе с кошельком.
С год назад я слышал
от одного торговца:
часто не душа может,
а мошна.
Говорил же это человек
добросовестный
и весьма правдивый,
а обстоятельства его
плоховаты и тесноваты.
А все это сходится к тому,
что тесен и прискорбен путь,
вводяй в живот,
и что многими скорбями
подобает нам
внити в Царствие Небесное.
Помолись обо мне, немощном
и грешном,
чтобы мне и другим
не досадить,
и своей душе не повредить.
Все только чужие крыши
стараюсь покрывать,
а своя храмина душевная
стоит раскрытою.
Приветствую