– Может, нам стоит решиться на совместное проживание, чтобы им не приходилось постоянно вмешиваться в ситуацию?
Флинн не желал видеть Белинду разумной и сообразительной. Он предпочел бы, чтобы она оставалась глупой и раздражительной. И конечно, он совсем не желал проводить с ней время наедине.
– Ты можешь приходить ко мне в гости и оставаться там, пока я работаю. Все будут думать, что мы вместе.
– А я ничем не могу… помочь?
– Держись от меня подальше. Это главное.
Девушка выдержала удар, переведя взгляд на серебристую воду, а затем снова взглянув на него.
– Я быстро соскучусь, ничего не делая, и стану беспокоиться. А когда я беспокоюсь, то всех достаю, – улыбнулась она.
– А я считал, что ничегонеделание – любимое занятие Рочестеров.
– Почему? – спросила Бел. – Разве Гвен вам не помогала?
– Нет. И не оставляла времени Дрю делать это.
– Неудивительно. У них был тогда медовый месяц.
– Теоретически у нас с тобой тоже.
– Но ведь должно быть что-то, с чем я справлюсь. Я не люблю бездельничать.
– Но ты никогда не работала.
– Потому что мне не надо зарабатывать на жизнь. Но это не значит, что я не хочу.
– Работа на ферме совсем не похожа на шитье одеял для бедных детей из Африки, или посещение благотворительных аукционов, или… – Флинн пытался придумать, какие еще причуды бывают у богатых.
Она посмотрела на него, как на безумца:
– Я не умею шить и ненавижу толпы людей.
Он вздохнул:
– Поговори с бабушкой. У нее всегда что-нибудь найдется. Я уверен, она не упустит возможности расспросить тебя о деталях нашего знакомства.
– Понятно, не лучшая идея.
Флинн пожал плечами:
– Мне показалось, тебе понравилась игра за ужином.
– Ты это заслужил. Бросив меня на произвол судьбы. Если бы я не знала ситуацию, решила бы, что ты хочешь моего проигрыша.
Она говорила прямолинейно. Как Дрю.
– Я не хочу твоего проигрыша. Я вообще не хочу игр.
– Тогда не провоцируй меня. И вообще, почему ты сидел за столом мрачнее тучи? Как они поверят нам, если ты едва смотришь в мою сторону?
– Мне показалось, что для тебя игра не составляет труда.
– Все дело в практике, – бросила Бел.
– О чем ты говоришь?
Она посмотрела на руки, собираясь с мыслями:
– В моей семье принято постоянно заботиться о внешнем лоске. Мы с раннего детства должны были выглядеть блестяще и счастливо. Ты много знаешь блестящих счастливых подростков? Я очень рано научилась создавать видимость.
Почему она рассказывает об этом ему? Тень печали, промелькнувшая на ее лице, отозвалась болью в груди Флинна. Он знал, о чем идет речь. Ему тоже приходилось испытывать тоску.
– А твоя сестра?
– Гвен была другая. Она больше подходила под стандарты. Ей не приходилось особо притворяться.
Неужели