Однако уже на второй день я взялась за мольберт. У меня руки чесались написать самый что ни на есть слащавый пейзаж: озеро, лес, облака над лесом.
И тут неожиданно выяснилось, что у Кирилла аллергия на акриловые краски.
– У меня и на клей для обоев была такая реакция, – сказал он, почесывая розовое пятно на щеке. Оно стремительно краснело, по шее расползались два таких же.
Выход нашелся быстро. В ста метрах за коттеджем стоял сарайчик, довольно крепкий и даже закрывающийся на ключ. Там хранились лыжи и самокаты, велосипеды, принадлежности для рыбалки и разнообразный туристический хлам. Я обнаружила внутри коврики для йоги, шесть штук, аккуратно свернутых в рулоны, раскатала их и сложила в импровизированный топчан. Туда-то мы и перетащили принадлежности для рисования. К концу «переезда» Кирилл выглядел так, что я прогнала его и сама разобрала свои вещи.
Третий дом принадлежал нелюдимой тетке лет пятидесяти. Эту я даже толком не разглядела. Она исчезала рано, бродила по лесным тропам днями напролет, и только вечером в ее окнах ненадолго загорался свет. Пару раз мы замечали друг друга издалека; она сворачивала в сторону и исчезала, приветственно махнув рукой напоследок, чтобы ее поведение не выглядело грубостью.
Два коттеджа стояли пустыми. Еще в одном жили муж и жена, которых я увидела мельком, когда они паковали вещи.
А на следующий день после их отъезда в дом вселилась странная парочка. Двое мужчин, один – огромный, как бык, бритый тип, заросший жирком. Этот явно решил сбросить лишний вес и занимался как подорванный: с утра бегал вокруг озера, потом отжимался на полянке, приседал, подпрыгивал, махал ручищами и подтягивался на турнике, который опасно провисал под его тяжестью. Второго рассмотреть не успела.
Во взрослой жизни я освоила одно простое правило. При первой возможности надо подглядывать, шпионить, запоминать и быть готовым использовать то, что узнал. Информация – единственная ценность, которая была мне доступна. Ее нужно собирать при каждом удобном случае, а лучше – создавать случай самой.
В «Прибое» я забыла об этом. Расслабилась. Существовала сама по себе, не интересовалась ни Оксаной, ни ее мужем. И к чему это привело? Не появись там Кирилл, ревнивая баба придушила бы меня ночью подушкой и скормила фермерским свиньям.
Люблю подсматривать за людьми, когда они об этом не догадываются. Мало кто держит лицо, оставшись в одиночестве. У женщин сползают вниз уголки рта, щеки текут как у подтаявших снежных королев. Но и глаза смягчаются. Мужчин мне, по понятным обстоятельствам, за последнее время почти не довелось видеть. Но я знаю, что они могут меняться до неузнаваемости. Смотришь на какого-нибудь спящего шерстяного волчару, а из него лезет печальный ежик и фыркает.
Пока Кирилл спал, я выскользнула из дома и пробралась к коттеджу мужиков. Возле расчищенной площадки росла старая черемуха. Я огляделась, вскарабкалась по стволу, цепляясь за сучки, и уселась на ветке, поближе к