– Не трогать ее! – остерег главный. – И вообще тут поосторожней. – Он обвел внимательным взглядом гостиную, но ничего не заметил, да и не мог заметить. Однако он был умен и не стал испытывать еще раз, на что способны господин Вернон и его ассистентка. – Слушай, красотка, я тебе две тысячи зеленых даю, толкуй, где твой Воробей, и уходим.
– Как же! – нахально крикнула Тина. Она уже поняла, что Роман даже на расстоянии ее защитил. Эти мерзавцы в черной коже ее больше пальцем тронуть не посмеют. – Никто Романа Вернона не найдет, если он того не хочет. А вот он может вас найти в любой момент, в лужу любую посмотрит и увидит, что вы тут в его доме творите! Тогда – берегитесь.
Главный покосился на своего подручного – тот все еще баюкал почерневшую руку и тихонько поскуливал.
– Нам лишь потолковать с ним нужно, и ничего больше, – осторожно настаивал главный.
Тина улыбнулась, не скрывая чувства превосходства – ассистентка Романа Вернона не может снизу вверх смотреть на таких парней. Была бы сильной колдуньей, в слякоть зеленую обратила бы всех. Эх, дура, учиться надо было!
– Пятьсот баксов! – крикнула она задорно.
– Что? – не понял главный. Обычно требовал он.
– Пятьсот баксов, или рука у этого мерзавца, что меня ударил, отвалится, а потом он и сам копыта отбросит.
Главный вновь окинул взглядом гостиную. Выругался. И достал бумажник…
Дня три за домом следили – немудреный Тинин дар сообщал об этом постоянно. Наконец «наружку» убрали. Потом заходил какой-то другой мент – не Сторуков – и тоже выспрашивал. У Тины сразу родилось подозрение, что не для органов внутренних дел этот посетитель старался, а совсем для других ребят. Этому она ничего не сказала. Лишь пожимала плечами, да повторяла раз за разом: не знаю.
В те дни Алевтина пожалела, что столь малому научилась у Романа, неведомо, на что растратила дни. Вдруг Роман не вернется? Тина плакала от ужаса при этой мысли. После долгих колебаний, промучившись ночь без сна, решила она попробовать колдуна найти. Произнесла отворяющее заклинание, вошла в кабинет. Все другим в этой комнате казалось в отсутствие Романа. У Тины на глаза навернулись слезы, в груди так сдавило, что не вздохнуть. И ожерелье на шее стало дергаться, причиняя боль. Тина втянула воздух поглубже, задернула шторы, зажгла свечи. Достала из буфета тарелку кузнецовского фарфора – одну из трех, – налила пустосвятовской воды, положила на поверхность ладонь – невесомо. Так, как учил колдун. И стала думать о Романе. Не где он сейчас, не что с ним, а просто о нем. Поначалу поверхность замутилась. Потом стала алой как кровь, возник на воне алого какой-то лесок, котлован с водой, и вдруг полыхнуло в глубине огнем. Тина взвизгнула и вскочила. Изображение тут же пропало.
«Беда с ним! Беда!» – стучало сердце.
«Опасность рядом с ним!» – пульсировало ожерелье.
На другой день она попробовала вновь искать Романа, но в этот раз ничего не вышло: вода замутилась, но изображение так и не проступило. Ночью Тина проснулась и лежала без сна. Прислушивалась. Мнилось: