– Так вспоминай поскорей!
– Пытаюсь. Знаешь, милая, я ведь в Беловодье был. Не уверен пока, но думаю, что посетил.
– Беловодье, – восторженно прожурчала река.
– Ничего мне не говори. Я сам вспомнить должен.
Она засмеялась. Счастливо, беззаботно:
– Вспоминай скорее. Я тебе помогу. Сколько хочешь силы бери, – мне не жалко. Всю бери без остатка: за год много накопилось.
– А порезы на груди заживить можешь?
– Нет. Чужая стихия. Нож огненный был.
– Такого не бывает. Водное ожерелье огненным ножом не режут.
– Значит, бывает. Вспомнишь – расскажешь. Бери силу, пей! Я ее целый год для тебя копила!
Сидя на берегу Пустосвятовки Роман непременно вспоминал домик из песка который построил дачник здесь на берегу много лет назад. Это было какое-то отдельное воспоминание, как фото, выпавшее из альбома, ни с чем не связанное, само по себе, необыкновенно яркое. Ромке было тогда лет пять или шесть, а мальчишку-дачника он не запомнил вовсе – кажется, тот был старше на несколько лет. Но сейчас Роман Вернон уже не мог сказать – на сколько.
Да, дачник был гораздо старше, но почему-то играл с малышами. На берегу Пустовятовки из влажного песка сделал он изумительный домик – точь-в-точь настоящий. Два этажа, веранда, над ней мезонин, – так аккуратно и точно ни у кого из местных не выходило: крылечки, ставенки, двери, окошки, – все было вылеплено с тщанием и любовью. Особенно поразила Ромку веранда. В ней было три окна, и в окнах – ажурные переплеты.
Неожиданно Ксанка подскочила к домику и ножку подняла – растоптать. Дачник успел ее оттолкнуть. С другой стороны кинулся Матвейка, но и он не преуспел. Создатель домика метался, защищая свое сокровище, а мелюзга кидалась на него с визгом и гиканьем. Ромка бросился на Матвейку, вдвоем они покатились по песку. Но Варварин племяш был куда сильнее – будущему знаменитому колдуну тут же расквасили нос. Кому первому удалось прорвать оборону, Ромка не видел. В памяти осталось только, что сначала растоптали веранду, потом из-под чьей-то ноги фонтаном брызнул песок и запорошил Ромке глаза. Когда мальчишка проморгался, растер по лицу песок, кровь и слезы, домика уже не было. А потасовка продолжалась.
Много раз после этого приходил Ромка на берег, пытался построить домик из песка, такой же красивый, как прежний. Но ничего не выходило: песок рассыпался под пальцами, не желал подчиняться.
Потом Роман вырос и переехал в Темногорск, на улице «Героев труда», в народе именуемой Ведьминской, он увидел тот самый дом. Два этажа, веранда, окна с резными наличниками и со ставнями. Только дом был не из песка деревянный. И на столбике распахнутой калитки ветер трепал мятый листок с карандашной надписью наискось: «Продается». Роман зашел почти автоматически: в кармане у него лежало двадцать баксов и какая-то мелочь рублями, на проезд в автобусе хватило бы.
В доме пахло сыростью, повсюду преуспевали в своих трудах пауки. Когда-то натертый мастикой пол был затоптан грязными башмаками, все комнаты, кроме