Возможно, поэтому за три летних месяца от Стасика Ася узнавала больше, чем за весь год от всех учителей сразу. В девять лет Стасик научил ее курить и делать детей. У его отца была голубая Волга – единственная машина на всей просеке. Он открывал деревянные ворота и загонял ее на специально выстроенную платформу: две деревянные колеи для колес, под которыми была вырыта ремонтная яма. Каждый вечер, открывая ворота, отец ёмко матерился: в яме неизменно вырастало какое- то жилище, то для индейцев, то для бобров, то для ласточек. Он брал лопату, стоявшую у калитки, и рушил все к чертям собачьим, чтобы автомобиль мог заехать на парковку. Но подобно пчелам, на которых не действовали никакие ядохимикаты, Стасик с Асей с утра снова строили вигвамы и гнезда, пока машина отца отсутствовала.
– Пошли, покурим, – предложил однажды Стасик.
– Я не умею, – в семье Аси не курили.
– Это легко, – Стасик отломил огромный высохший стебель с полостью внутри, и разделил его на соломинки, – вот, спички у отца стырил.
Они улеглись внутри выстроенного в ремонтной яме хлипкого шалаша из сухих веток и накрылись старым одеялом, лежа на котором отец Стасика обычно ковырял брюхо своей Волги. Стасик взял в рот соломинку, поджег противоположный конец спичкой и начала тихонько втягивать и выпускать дым изо рта.
– Теперь ты.
Ася зажала зубами соломинку, друг с третьей попытки ее поджег. Она что есть мочи вдохнула, в доли секунды соломинка загорелась, полоснув пламенем по губам. Ася вскрикнула и отшвырнула горящий стебель в сторону Стасика. Пылающая трубочка упала на ватное одеяло, Стасик рванулся, головой задел ветки, шалаш упал на детей, подхватываемый огнем.
Соседей по даче не удивило пионерское пламя, здесь к вечеру часто сжигали мусор и устраивали костры.