– Пусть он уберет свою ногу с моей сумочки, – взмолилась она. – Он мне все там передавит. Скажите ему!
– На каком языке? – вздохнул капитан милиции. – На человеческом он не понимает. А другого я не знаю.
Она посмотрела на Бориса. Ему давно пора вступиться за честь дамы. Но Борис отвернулся.
– О-о! – Виолетта воздела руки к небесам. – Месьё, ет ву фу?
Иностранец покачал головой.
– Что ты ему сказала? – милиционер приподнял козырек фуражки и почесал мокрый лоб.
– Что он – дурак! – не сдержалась Виолетта.
– Он не дурак! Не дурак! – за спиной иностранца послышались торопливые шаги и, задыхающаяся от быстрого бега женщина, тех же лет, что и иностранец, схватила не-дурака за рукав. – Он опять начудил!? Не иначе.
Дальше у иностранца и пятидесятилетней женщины произошел разговор, содержание которого, немного понимающая на французском, Виолетта перевела бы так:
ЖАН-КЛОД
(по-французски)
Я поймал её, Мари. Помнишь, мы читали
в русском криминальном журнале о подброшенных сумочках.
ЖЕНЩИНА
(по-французски)
О кошельках, мой милый, а не о дамских сумочках. О кошельках! Вместо ложи в театре тебе нужно было купить себе немного ума.
Виолетта улыбнулась последней фразе.
– Именно так и было, – правильно истолковав улыбку Виолетты, сказала женщина. – Жан-Клод купил какой-то «желтый» журнал и начитался глупостей.
– Это не глупость! – в разговор, наконец, вмешался Борис. – Идет себе человек, видит на тротуаре кошелек, поднимает его, проверяет содержимое. Тут появляется кто-то и предлагает поделить содержимое кошелька пополам. Человек естественно соглашается.
– Неестественно! – возмутилась Виолетта.
– Человеческая жадность – естественное чувство! – возразил Борис. – Пятьдесят процентов из чужого кошелька намного лучше, чем проблемы.
Милиционеру, судя по всему, всё это ужасно надоело, и он, чтобы поскорее покончить с глупой нервотрёпкой, продолжил за Бориса.
– Знаем, знаем. Тут появляется третий, кричит о потерянном кошельке, предлагает показать обоих содержимое их карманов и кошельков и опустошает и карманы, и кошельки. А потерпевшие никогда не обращаются к нам.
– Им стыдно, – Виолетта с укоризной в глазах посмотрела на Бориса.
– Э ву, месьё полисмен, всиё знать? – удивился иностранец.
– У нас об этом знают все! Даже дети! – милиционер горделиво выпрямил спину и поправил на животе ремень.
– Плохой все! Плохой все! – сверкающие глаза иностранца вмиг потухли, и он обреченно опустил плечи. – Плохой систем!
– Но-но! У вас самих такая система, что нам ещё догонять и догонять! – прервал его милиционер. – Если у Вас нет претензий к гражданочке, то…
Он нагнулся, поднял помятый клатч Виолетты и потряс им перед крючковатым носом французского подданного.
Француз