– Значит, потом ты отправился в старый, яблоневый сад, – сказал я тогда.
– Ну, точно, – улыбнулся Зуся всем своим некрасивым ликом. – Там яблоки были кислыми, а поцелуи – сладкими. Все там было по-старому. Я сел на перевернутое ржавое ведро и стал искать яблоки на деревьях, но их совсем не было – молодильных яблок. Я долго искал: ходил-бродил по саду. И наконец, нашел одно. Правда, высоко, чуть ли не на самой вершине. Залез я на дерево. Сбил яблочко палкой. Потом опять сел на ведро и дичок этот сжевал весь, без остатка, вместе с косточками. Проглотил – и думаю: вот сейчас должно случиться что-то особенное. И знаешь, случилось. Смотрю: собачонка трусит. Ну в точности грубый Джон. Подбежала ко мне, хвостом вертит. Я руку поднял и говорю: «Голос, Джони!» И эта псина, как залает басовито. Ну точно какой-нибудь внук-правнук той нашей любимой собаки.
– Хватит, – сказал я тогда. – Ну что у тебя в рассказе одни леса, сады, яблочки да собаки. А люди где? Люди твоего детства? Где друзья-приятели и любимая девушка из города Ямец.
– Как где? При мне, – удивился Зуся. – Куда она денется. Как раз перед армией, ровно через три года, отдала она мне то, что обещала. Дождалась, вышла за меня замуж. Вот живем уже тридцать четыре года, мучаемся.
– Так вот! – заорал я тогда. (А дело, как помню, происходило на дому у Зуси, в беседке, увитой виноградом.) – Вот твой настоящий секрет омоложения: жена твоя неверная Сима.
– И чего ты расшумелся, – сказал Зуся, нахмурившись. – Ты теперь попробуй посадить ее на велосипед. Она в машину помещается, да так кряхтит, будто ее на верблюда затаскивают. Нет, я лучше буду к той Симе каждый год ездить, чтобы омолодиться.
Тут к нам на веранду вышла, ковыляя, старая псина Зуси.
– Слушай, скажи честно? – спросил я. – А это кто?
– Потомок грубого Джона, – ответил Зуся.
В этом году, в августе, он вновь отправится в свой Ямец. Он сказал, что на этот раз хочет пожить в доме, где родился сразу после войны. Дом этот цел и невредим. Только на первом этаже здания «новые русские» открыли магазин по продаже удобрений. Но Зуся сказал, что его это не волнует, потому что родился он на втором этаже, как раз в комнате с широким окошком, за давно обвалившимся балконом.
– Совсем уж омолодишься, – пошутил я тогда. – Соску с собой захвати.
– Грубый ты человек, – улыбнулся Зуся. – Ну совсем как наша собака – Джон.
Колодец
Они не понимают, как здесь хорошо, думал Зеев, и все-таки они заботливы. Два одеяла из верблюжьей шерсти и кувшин с водой – вот и все, что мне нужно.
Одеяла утром он сразу отправлял наверх. Они мешали работе. Час начала трудов своих Зеев угадывал безошибочно. Он просыпался, открывал глаза и несколько минут наблюдал, как огромные звезды над его головой меркли, растворялись в свете неба. В тот момент, когда исчезала самая большая звезда, он складывал одеяла,