– Ты не в себе! Тебе нужно успокоится, выпить чаю…
– С чего ты взяла, что я буду чай?
– Я заварю некрепкий.
– Сколько я должен заплатить? – Генри достал чековую книжку.
– Зачем платить? Не нужно платить! Ты дома, дома! Послушай же меня, послушай… У тебя все хорошо, тебя зовут…
«Ничего невозможно сделать» – подумалось больному.
– А мы с тобой вместе сейчас… – не унималась Кейт.
– Хороший столик, правда? – попытался переменить тему брат.
– Какой же столик? Какой? Мы ведь не в ресторане! Мы ведь с тобой.
И снова глухота. Голоса сливаются в один. Ужас. Но ведь у Кейт один голос! Значит, здесь не только она.
– Почему ты не поздоровалась с бабушкой?
– Какой бабушкой? Генри! Генри! Какой же бабушкой? Здесь нет никого, нет! Здесь два человека! Два! Я, Кейт Марианна Беккер! И ты! Генри Джозеф…
«Как же, два человека, конечно! Она – один, Кейт – два, Марианна – три, Беккер – четыре, я – пять, Генри – шесть, Джозеф – семь, Беккер… Беккер – восемь? Уже, кажется, был этот Беккер. Родственники? Братья? Может близнецы? Слишком много имен! Почему она так много разговаривает? Еще и врет мне…»
– Здесь есть близнецы, скажи-ка мне?
Кейт стала хныкать.
– Тебя лечить надо, – сказал Генри тихо. – Правда ведь? – шепнул он Марианне.
– Да-да, – подтвердила та, шатая брякающей головой из стороны в сторону.
– Почему ты два раза сказала «да»?
Марианна упала в стену.
– Ты Мария и Анна! – догадался мистер Беккер, – Правда?
– Да-да, – поочередно сказали головы Марианны, вылетая из стены.
– Вот! – указательный палец многозначительно поднят вверх.
– Вот твой чай, – нежно сказало распухшее лицо сестры. – Пей.
– Ты видела Марианну? – спросил Генри.
– Нет никакой Марианны! —прошептала Кейт. – Выпьешь чаю?
– Да, —сказал брат, собираясь сделать глоток, – Нет! – вскричал следом мистер Беккер, подскочив и перевернув кипяток.
– Что случилось? Что? Что?
– Как можно?
– Сядь, сядь…
– Как можно здесь сидеть, когда…
– Давай ты поспишь…
– Где мой бумажник?
– Тихо, тихо…
– Где мой…
– Спи!
– Где…
Генри Джозеф Беккер уснул тяжелым сном.
На чистые белые простыни садились мелкие пылинки, видные в сумеречном свете окна. В окне проплывали две тончайшие оранжевые полоски облаков. Остановились. Движение на улице тоже застопорилось. Суматоха. Бег детей, шум торговли…И! Свисток чайника. Гудок поезда…
– Сестра! – закричал Генри. – Это поезд?
– Да! – подскочила та. – Это наш поезд! Наш!
«Наш поезд, наш,