При этом представляя в жизни ноль, хоть вовсе не один.
Не ради денег жизнь – так инфантильно, так по-детски.
Всё в мусорку! – вряд ли протянет вещь рука добра.
Сребро и злато – лишь инструмент для выбора одежды.
Горняк кричит: «Как я люблю тебя, моя кирка!»
Мне некому писать, мне некого любить, но есть в чём признаваться.
Не только ведь отчаянием и алчностью полны наши сердца.
Мне чуждо одно мнение, религия, мне нужно счастье,
Чтоб завернуть в него кусочек жизни той, что мне его должна.
Читая стихотворение, мои зубы скрипели от злости, а по подбородку текла солёная вода. Как же я ненавидел мир, откуда сбежал! Как ненавидел всё, что способствовало побегу! Как ненавидел бежать.
В кошельке лежала и другая бумажка, с белой окантовкой, но я не стал её доставать. Она предназначалось для периодов счастья, чтобы сделать его ещё ярче. Когда-нибудь настанет время и для него. Возможно, весной.
Эти женщины, в зелёном, в чёрном, и другие, появлялись рядом, когда не было реальных девушек. Они приходили, ведь знали, что мне постоянно требовалось женское присутствие, знали, что так я чувствовал себя более свободным. Призраки, галлюцинации, видения – я не знал, кто они, но если бы их не было, мне было бы хуже. Хотя временами они пропадали. Когда я был с Иветтой, она была единственной девой в моём окружении. А вот после неё, они со мной не расставались.
Успокоившись, я отправился в магазин за макаронами. Заставляя покупать себя по два-три продукта за раз, я увеличивал количество прогулок, что, как мне казалось, было крайне важным. По пути попадались люди, словно с обложки: в изящных изысканных одеждах, пристально ухаживающие за собой. Даже в отдалении от центра, люди хотели быть красивыми, будто бы каждый добивался своей второй половинки ежечасно. Я провёл рукой по жирным волосам, и мне стало стыдно за свой внешний вид. Каждое утро, когда мне не нужно было на работу, я запускал себя. Каждое утро, когда мне не нужно было на работу, начиналось одинаково: в обед.
Злоба и Отвращение наполняли мои карманы, и выворачивать мне их не хотелось. Накинув на голову капюшон, я побрёл дальше.
Возвращаясь, я увидел девушку, стоящую около моего подъезда. Прислонив ключ к домофону, я вошёл внутрь, и пока дверь не закрылась, девушка заскочила следом. Я отправился по лестнице, а она заскочила в лифт: я отказывался от единственной спортивной нагрузки только тогда, когда на душе было очень тяжело. Шесть из десяти. Не так уж мне и тяжело.
Поднявшись, я увидел её, стоящую у моей квартиры. Я снял капюшон, с горькой усмешкой посмотрел на неё и открыл дверь. Она вошла следом.
Она принесла овощи: лук, помидоры и салат-латук. Мы сделали обжарку, после того, как пожарили печень. В тусклом свете кухонной лампочки её глаза ещё сильнее подобрели.
Ужин был готов. Мы ели напротив друг друга, и только когда перешли к чаю, заговорили вновь. У чая такой обычай, с ним всегда есть диалог. Она нашла меня через Соцсеть, а вычислить человека с её помощью не составляет труда. А может я и сам в задумчивости