Великий гимнограф красоты Сергей Есенин как-то заметил: «Россия! Какое красивое слово! И роса, и сила, и синее что-то…»
Действительно, если вслушаться в целостное звучание бесконечно прекрасной идиомы «Ро-с-си-я», нам откроется ее мудрая прикровенная семантика.
К примеру, произношение слова начинается с долгого «разлапистого» звука «Ро-о…», этакой маниловщины, замешанной на горделивом самодовольстве. Однако вслед за разливом начального «Ро-о…» мы реально ощущаем сужение и ускорение звуковой интонации. Последний свистящий каскад звуков «ссий-йя-а-а!..» похож на тонкую струю воздуха, вылетающую с огромной скоростью из сопла реактивного двигателя.
Так неужели в столь конфликтной орфоэпии* слова Россия кроется таинственная причина всех наших традиционных нестроений, особенно в последние времена?
Кстати, в словосочетание «последние времена» мы, жители этой удивительной страны, вкладываем не умилительные размышления о родном отечестве, но, увы, явные и многочисленные доказательства близкого конца света)…
– Ну вот, – ухмыльнется читатель, – еще один социальный пропагандист взялся за перо!
– Нет-нет! – отвечу я. – Речь в книге пойдет не о политике. Автора поддушивает один-единственный вопрос: возможно ли в России обыкновенное человеческое счастье? Не счастье респектабельных одиночек и не счастливое неведение клановых мудрецов, но простое кухонное «бюджетное» счастье?
Как видите, предложенная автором тема достаточно актуальна, и по первым заносчивым оборотам нетрудно догадаться, что повесть написана явно для русскоязычной аудитории. Поэтому Россия – самая подходящая площадка для развития сюжета.
Безусловно, вопросы человеческого счастья интернациональны. И странам с более либеральным, чем в России, государственным устройством (несмотря на системный эгоизм капиталистической морали) так же близки общечеловеческие проблемы. Но дело сделано. И в том, чтобы менять в тексте приметы российской действительности на импортные аналоги, автор не видит особой необходимости.
*Орфоэпия (от др. -греч. ὀρθός «правильный» и ἔπος «речь») – раздел науки о языке, в котором изучаются вопросы произношения звуков и звукосочетаний
Глава 1. Взросление ума
Часть 1. Студенческая революция
…Профессор Пухловский бодрым шагом вошел в аудиторию. Ему навстречу выкатился сгусток невообразимого шума, похожий на ком прелой осенней листвы, взлохмаченный внезапным порывом ветра.
Петушиная трескотня сотен голосов, щелканье приставных сидушек, чавканье ртов, поедающих нехитрые студенческие бутерброды, и смачные терции поцелуев на дальних рядах слились в безликое звуковое цунами, увеличив плотность лекционной среды и ее сопротивляемость какому-либо интеллектуальному начинанию.
Пухловский встал за кафедру и попытался начать лекцию. Его действия не произвели никакого впечатления на аудиторию. Профессор нахмурился, расстегнул молнию портфеля и извлек небольшой цветастый предмет цилиндрической формы. Подождав еще пару минут, он убедился в тщетности установить с аудиторией контакт по-хорошему и дернул загадочный продолговатый предмет за шнурок, свисающий с торца. Раздался громкий хлопок. Из цилиндра, оказавшегося новогодней хлопушкой, вырвался сноп огня. Тысячи блесток взметнулись в воздух, осыпая кафедру и ближайшие ряды аудиторных парт искрами внезапного новогоднего счастья.
Шум в зале мгновенно стих. В мертвой тишине слышалось шуршание последних падающих блесток. Еще через минуту аудитория взорвалась громом восторженных аплодисментов. Пухловский улыбнулся – педагогический контакт (yes!) был установлен.
Он поднял вверх руку, призывая аудиторию к тишине.
– Друзья, – начал профессор, – сегодня мы поговорим о крайне сложной и, пожалуй, самой злободневной теме нашего бытия – о сосуществовании человека с человеком на общей территории, данной им обоим, так сказать, в совместное владение.
Профессор ослабил на шее галстук и распахнул пиджак, демонстрируя свою готовность к эмоциональному диалогу с аудиторией.
– Из естественных наук мы знаем, как ревниво животный мир относится к этой проблеме. Если два представителя фауны имеют схожие частично или полностью пищевые карты, их сосуществование на единой территории становится невозможным. К исключению из этого правила следует отнести животных, объединяющихся в стаю для совместной охоты или обороны.
– Профессор, что вы скажете об объединении в стаю домашних животных? – перебил Пухловского рыжий паренек с дальнего ряда. – Ведь подобные объединения создаются не по закону естественного отбора, а по организующей воле человека.
– Хороший вопрос! – оживился профессор. – Созданная человеком стая домашних животных – это зоологический прообраз человеческого государственного общежития. Государство, иными словами, тот, кто является организатором объединения, выполняет