– Нет! Замолкни! Замолкни и больше не говори! Ничего не говори! – вжав голову в плечи, Малеа закивал головой. Руван сжал кулаки и зашагал дальше, предвидя непростой день.
Но, похоже, угрозы феникса все же возымели эффект – всю дорогу до привала Малеа и правда не издавал ни звука. Напротив, он вел себя настолько тихо, что Руван иногда даже оглядывался убедиться, что волк еще идет за ним.
Ближе к полудню дорога завела путников в лес. Плотная, утоптанная не одним поколением ног тропа укуталась глубокой тенью леса. Тонкие ветви сплетались между собой, укрывая невидимых птиц, заполнявших пением все свободное пространство. Воздух пах смолой и прелыми листьями.
Руван остановился оглядеться. Вперед, обгоняя застывшего феникса, прошел Малеа. Парень тяжело дышал и уже не выглядел таким бодрым, как утром. Услышав приглушенное урчание, он пригнул уши и боязливо покосился на феникса. Хвост застыл в нерешительности. Руван хотел бы ухмыльнуться, но у него и самого уже от голода свело живот.
– Привал, – коротко бросил он.
Опустив короб в высокую траву обочины, Руван быстро выудил из верхнего ящичка сверток с хлебом и флягу – много еды феникс с собой не брал, надеясь пополнить запасы по дороге. К тому же первые несколько дней путешествия они все равно проведут в лесу, а лес – получше любого рынка будет. Ягоды, грибы, если постараться – даже дичь. Впрочем, сейчас у путников было не так уж много времени, и Руван рассудил для себя, что вкусом еды вполне можно пренебречь на время – обычный хлеб вполне сгодится для утоления голода, так же, как и простая вода.
Руван в пару укусов покончил с одним ломтиком и уже потянулся к фляге, чтоб запить, как в нос ему ударил приятный, слегка сладковатый запах свежей тыквы. Этот аромат ласково щекотал нос, а перед глазами тут же встал образ золотистых кусочков этого замечательного овоща, только вынутых из печи, истекающих карамельным соком… Желудок требовательно забурчал – ему уже не хватало «просто хлеба», он требовал настоящей пищи. Истекая слюной, Руван повернулся к источнику запаха – сидящий на расстоянии нескольких хвостов от него Малеа с аппетитом поглощал свежие, уже остывшие, но все еще ароматные тыквенные пирожки. Проглотив ставший таким твердым и безвкусным мякиш, Руван с большим усердием вгрызся в оставшийся кусок хлеба, стараясь при этом как можно меньше смотреть в сторону волка, а также не дышать носом.
После обеда настроение упало ниже некуда. Теперь Малеа раздражал, даже когда молчал. Окружающий лес как-то сразу перестал казаться красивым, да и вообще все окружение стало слишком ярким, слишком громким… Но сильнее феникса раздражало понимание того, что в настрое его паршивом виноват был не лес, не деревья и птицы, и даже не притихший волк – виноват был он сам. Но от этого Руван сердился еще больше.
День тянулся медленно, словно загустевший тягучий мед. Муг лениво плыл в небесной