меня! Вера! Вера! Вера! Разбуди меня! Это ужас! Я понимаю, что на самом деле я не кричу. Я открываю и закрываю свой онемевший рот, будто рыба, выброшенная на берег. Я молча кричу, как кричит картина Эдварда Мунка. Разбуди меня! Разбуди меня, умоляю! Ужас заполнил меня до краев. Ужас переполнил меня. Он стал литься через край, из ноздрей, из ушей… ото всюду. Паника! Разбуди меня, Вера! Просто растормоши меня, ущипни, ударь, сделай хоть что-нибудь! Только разбуди! Так я бился, кричал, вопил, орал, изнемогал, захлебывался исступлением и собственным страхом. Все это происходило внутри, внутри чертового спящего и неспящего меня. Но снаружи я просто лежал, словно труп в молчании и одиночестве. В тишине. Но ведь я не труп. Я жив! Я все осознаю, слышу и ощущаю, только не могу пошевелиться. Вера! Разбуди же меня! И мне это все не снится. Я точно знаю. Боже, мне страшно! Словно меня похоронили заживо. Словно живым затолкали в гроб. И я бьюсь в нем, стучусь, тарабаню по крышке, царапаю сосновые свои доски, но все бесполезно… все уже ушли на памятный обед, кушать кутью и пить компот из сухофруктов. Эй, погодите, друзья! Все бросили меня. Никто меня не слышит. И гроб стоит неподвижно. Словно в нем лежит труп. Но ведь я пока не труп! Я здесь, и я жив! Разбудите же меня!!! Но Вера ничего не слышит. Она просто спит. Лежит рядом со мной и смотрит свои цветные сны. Лежит рядом с молчаливым гробом, в котором я уже остервенел от ужаса. Я тщусь вырвать из своей немой глотки хоть какой-то звук, силюсь пошевелить ногой, рукой… просто сдвинуться с места. Вдруг мне удалось пошевелить пальцами левой руки… чуть-чуть, мои пальцы из мира сна начали двигаться, точнее не сна, а чего-то между сном и явью. Это еле заметное движение далось мне с невозможным трудом. Я кричу во всю силу. Но слышу своими неспящими ушами, что из меня вырываются лишь постанывания. Ну, наконец-то!!! Я услышал Веру! Вот она тормошит меня. Да! Еще! Бей меня, сбрось с дивана, сделай что-нибудь, только разбуди! Кричу ей я! Но она не слышит меня. И я не слышу себя. Я кричу внутри себя, снаружи я лежу как бревно, как мертвец.
– Володя! Володя! Что с тобой?! Проснись! Проснись! – слышу я ее голос из мира неспящих людей.
Тормоши меня! Ну же! Я слышу тебя. Я не сплю. Но я сплю… Буди же меня! Ещё! Ещё! Сильнее! Вера не слишком настойчиво меня будит. Она не знает, нужно ли. Она сомневается. Опасается. Не сомневайся! Умоляю! Пробуди… Есть… Крышка гроба открылась, я увидел сидящую рядом с собой испуганную, взлохмаченную Веру, в белой полупрозрачной ночной рубашке.
– Что с тобой? Тебе плохо? Тебе приснился кошмар? – спрашивает она, держа руку у меня на груди.
– Да… вроде того… ужас…
– Ты весь мокрый…
– Ты слышала что-нибудь? Как ты узнала, что меня надо разбудить? Что я делал?
– Ты… я спала.., а ты.., – запиналась Вера, глядя на меня огромными своими серо-голубыми глазами, – ты вдруг стал дергаться, ногами, рукой… вот так, – она показала движенье моих пальцев, – будто у тебя начались судороги.
– Я не кричал?
– Нет, ты только открывал
