Вера видела – Сергей для Дашки пустой звук, пустое место в прошлом и настоящем. Ей все безразлично. Этому животному вообще никто не нужен: ни мама – лучший педагог города, отказавшаяся от дочери, – ни Ёж, Верин любимый сын.
Через месяц состоялся суд. Дашка на суд не явилась. Ежа осудили на четыре года. Это было большой удачей.
В ту ночь Вере приснился сон. Маленький Ёжик бежит от неё по дорожке, и только она, мать, знает, что впереди яма. Кричит ему, а он её не слышит, бежит себе, балуется. А она всё не может его догнать. Как это во снах бывает – скорость не разовьёшь, ноги тяжёлые, еле от земли отрываются, движения ватные. А Ёж все быстрее бежит и быстрее. Сейчас произойдёт страшное. Изо всех сил торопится Вера и успевает схватить его за рубашечку, тянет его к себе, а он вырывается и летит в эту яму бездонную. У неё только рубашка в руках осталась. Тогда Вера прыгает вслед за сыном в яму и происходит чудо. Она успевает в полете схватить малыша. Прижимает к себе дитя, целует.
Вот он родненький, живой и здоровый! Никогда ещё Вера не была так счастлива…
ПОДСОЛНУШЕК
Накануне войны в селе Лунёво устоявшаяся жизнь шла как обычно. Поговаривали что-то про Гитлера, но к своей родной земле такую напасть не относили. Ну, не может такого случиться, и всё! Партия не допустит! Народ жил своими личными радостями и печалями, свадьбами, похоронами, праздниками, трудоднями, сенокосами и посевной. Когда война-таки случилась, оцепенело Лунёво, люди пытались осознать, что же теперь со всеми будет, и как жить дальше. А особенно долго размышлять над этим и не дали. Нечисть нацистская за три первые недели продвинулась далеко вглубь страны. Это было неожиданно и странно. Опять не верилось. Ведь всё время твердили, какая советская держава сильная и непобедимая! Испытав первые горькие неудачи в войне, оставшийся в тылу народ не призванный ещё в армию, добровольцами бросился истреблять врага. В слезах, вослед крестя своих мужиков, провожали их бабы, выли от горя, предвидя, что далеко не все смогут вернуться к порогам родных хат.
После призыва в октябре на войну стали добирать оставшихся. В сёлах остались одни немощные старики, бабы и детвора малая. Богдана забирали второй волной.
Он проживал с матерью и был, с точки зрения селян, странноватым. Нелюдимый какой-то: тридцать лет уже, а ни жены нет, ни подруги какой. Водку не пил, потому и собутыльников не имел. В селе не всяк поймёт, почему мужик зелье не уважает. Больной, что ли?
Мать Прасковья всю свою жизнь растила сына одна, мужа ещё в молодости сгубила страсть к зелёному змию. Правда, он успел вдоволь над супругой поиздеваться за тот короткий период, что осчастливливал её своим присутствием. Через день гонялся, душегуб, по огородам с топором за своей супружницей. В