Говорили много, оживлённо, перечисляли новые открытия, радовались успехам в области наук и восторженно приветствовали великое приближающееся будущее, когда права граждан будут признаны, а короли узнают свои обязанности относительно них. Малерб поднял стакан вина и воскликнул с увлечением: «Да здравствует обновлённое государство, с обновленным человеком, свободным от уз предрассудков и притеснений!»
Когда все чокнулись стаканами, то заметили, что один Казотт сидит тихо, с понуренной головой, и не пьет. С удивлением обратились к нему с вопросом близ сидящие: «Что такое с ним?» Принуждённый отвечать, он сказал: «Я не могу пить и радоваться с вами. Вещи, которые кажутся вам спасением и счастьем народа и всех, для меня – предвестники страшного несчастья.
Я предвижу в будущем только кровопролития, анархию и дикую борьбу страстей, уничтожающую всех, кто втянут в её водоворот. Наши эпиграммы превратятся в топоры, а наши шутки – в кровавые слезы и смерть.
После минутного удивления Кондорсе расхохотался и назвал его неудачным пророком.
– Не смейтесь, Кондорсе, вы прибегнете к яду, чтобы не пасть от руки палача!
– Шамфор, Бальи, Малеб и Руше толпились около него с саркастическими замечаниями. Казотт посмотрел на них поочередно и медленно сказал:
– Господа, я вижу вас всех одного за другим, входящими и погибающими на эшафоте. Только вы, Шамфор, вы сами себя убиваете, чтобы не быть казнённым.
– По крайней мере, нас, дам, вы помилуете? – спросила его герцогиня Граммон.
– Дам? － отвечал все медленнее Казотт, говоря как будто невольно, под давлением чьего-то чужого горя:
– Вы, герцогиня, вы поедете одна, со связанными за спиной руками, в позорной телеге, на место казни!
Пока Казотт говорил, лицо его постепенно приняло совсем чужое ему, страшное выражение. Он весь побледнел, глаза смотрели будто испуганно на что-то так, что вид его, ещё более чем слова, поразил всех.
Какой-то невольный страх охватил всех, наступило молчание.
– Казотт без всякого милосердия, － сказала герцогиня Граммон, принуждая себя улыбаться, – неужели я пойду на эшафот одна? Он, наверно, позволит мне взять моего духовника!
– Нет, у вас не будет духовника, – сказал Казотт, – последний, кому позволят быть сопровождаемым духовником, будет:
– Он умолк.
– Кто это, кто? – спрашивали все, окружая Казотта.
– Король Людовик XVI! – Поражённые ужасом, гости отступили от него, как будто их ударила электрическая искра. Казотт встал и хотел удалиться, но герцогиня удержала его, спрашивая:
– А вы, господин пророк, какова будет ваша участь?
– Казотт стоял некоторое время с поникшей головой и наконец сказал:
– Поздно, но и меня постигнет