Она рухнула в кресло.
– И сколько же это еще займет?
– Не те вопросы задаешь, Лиз.
Элизабет уставилась на собственное отражение в оконном стекле. Исхудала. На голове просто птичье гнездо.
– А какие надо?
– Серьезно? – Дайер воздел руки. – Ты вообще помнишь, когда в последний раз хоть что-нибудь ела?
– Это не существенно.
– Ну а спала когда в последний раз?
– Ладно. Хорошо. Признаю, что последние несколько дней были… несколько сложными.
– Сложными? Господи, Лиз, да у тебя такие круги под глазами, будто их специально нарисовали! Тебя вечно нет дома, это тебе любой из наших скажет. На звонки не отвечаешь. Только и делаешь, что катаешься взад-вперед на этой своей раздолбанной тачке…
– Вообще-то это «Мустанг» шестьдесят седьмого года.
– Не уверен, что на нем вообще можно выезжать на дороги общественного пользования. – Дайер склонился вперед, сцепив пальцы. – Эти копы из штата постоянно про тебя спрашивают, и становится все трудней и трудней отвечать, что ты в нормальной форме. Неделю назад я использовал бы слова вроде «рассудительная», «способная» и «сдержанная». А теперь даже и не знаю, что сказать. Ты стала дерганой, мрачной и непредсказуемой. Слишком много пьешь, опять закурила, после… как там, десяти лет завязки? Не хочешь общаться с психологом или своими коллегами. – Он указал ладонью на ее всклокоченные волосы и бледное лицо. – Да ты сейчас больше похожа на подростка, который под го́та косит, просто тень одна осталась…
– А мы не можем обсудить что-нибудь другое?
– По-моему, ты врешь насчет того, что произошло в подвале. Ну как, годится в качестве «чего-нибудь другого»?
Элизабет отвернулась.
– Твое время вышло, Лиз. Полиция штата на это не купилась, и я тоже. Девчонка путается в деталях, что заставляет меня думать, что она тоже врет. Из твоей версии выпадает целый час времени. Ты полностью разрядила свой ствол.
– Если мы уже закончили…
– Нет, не закончили! – Дайер с недовольным видом откинулся в кресле. – Я звонил твоему отцу.
– О! – В этом восклицании прозвучала целая гамма смыслов. – Ну и как там преподобный Блэк?
– Говорит, что трещины в тебе столь глубоки, что даже свет самого Господа не способен достигнуть дна.
– Гм, ну что ж, – она отвернулась, – мой отец никогда за словом в карман не лез.
– Он хороший человек, Лиз. Позволь ему помочь тебе.
– То, что ты дважды в год посещаешь службы моего отца, не дает тебе права обсуждать с ним мою личную жизнь! Я не хочу его вмешивать, и мне не нужна помощь.
– Нет уж, ошибаешься. – Дайер положил руки перед собой на стол. – Вот это-то больше всего и печалит. Ты один из лучших копов, которых я когда-либо встречал, но при этом ты еще и ходячая катастрофа, каких свет не видывал! Все валишься и валишься под откос, словно поезд в замедленной съемке… Никто из нас не может от этого просто отвернуться. Мы хотим помочь тебе. Позволь нам тебе помочь.
– Так