Я забирался на верхнюю полку, немного приоткрывал тугую раму и часами смотрел на кособокий, деревянный мир. Мне казалось, что нет ничего чудесней, чем глядеть в окно поезда. Никакой телевизор, никакие книги не могли сравниться с уникальной возможностью пассивно наблюдать за усталым бытием своей Родины, укрывшись на верхотуре. Вот люди, согнувшись в три погибели, пропалывают сорняки: в те годы часто сажали огороды прямо под насыпью железной дороги. А вот, уже вечер – кирпичная будка дежурного, в ней горит огонек. Я представлял, как человек в оранжевом жилете сидит в будке на скрипучем стуле и смотрит «Санта-Барбару» или тоже в окно уставился, как и я.
В такие моменты возникало ощущение какого-то невероятного родства с этими людьми за окном, с этими лужами и лесами. Пропахший бог весть чем плацкарт парадоксальным образом дарил ощущение не гадливой брезгливости, а тотальной радости и покоя. Ветер обдувал лицо, кто-то за спиной тихо говорил и звенел подстаканниками, а поезд ехал, и колеса пели. Русские рельсы – певучие и мелодичные. Если бы их сделали без стыков, музыки бы не получилось. Но конструкторы, инженеры, люди с кульманами и линейками, наверное, любили свой народ, поэтому специально подобрали длину так, чтобы колеса вагона, соприкасаясь со стыками рельса в строгой периодичности, чеканили особый, убаюкивающий ритм. Каждые 25 метров: тудух-тудух, тудух-тудух. Этот звук гипнотизировал, замешивал тесто для ярких, необычных снов.
Я обожал волшебный плацкарт. Во время коротких остановок, когда бойкие бабули пытались просунуть сквозь щель в раме хрустальные фужеры, я громко кричал: «Пирожки! У кого пирожки?!» и десятки рук протягивали мне промасленные газеты, а я протягивал деньги. И никто никого не обманывал. Помню, что всегда после покупки пирожков нужно было подождать пару часов, чтобы началось главное представление нашего путешествия – проезд станции Сарыево под Владимиром. Каждый год, подъезжая к этому селу я, как и другие пассажиры, наблюдал странный перформанс: местные дети, подростки и взрослые становились у старого моста неподалеку от станции и махали поезду руками.
Сложно сказать, по какой причине они это делали. Также неизвестно: приветствовали ли они только наш поезд или все проходящие составы, но это действо повторялось каждый год. «Там Сарыево, сейчас махать будут», – обычно предупреждала пассажиров проводница. Все обитатели вагона после ее слов бежали к окнам у боковушек, и ждали приближения к мосту. Там уже переминались десятки людей. Подростки опирались на велосипеды, дети стояли в кузовах «муравьев», иногда местные мужики приезжали на лошадях и их круглые, румяные жены махали из телег. А мы махали им в ответ.
Это была странная и чудесная традиция на станции Сарыево. Уже и не вспомню, на протяжении скольких лет она продолжалась, возможно, все 1990-е годы. Зато я хорошо помню, когда она закончилась: с приходом миллениума. В лето 2001-го года я все также ел в плацкарте