– Ну, давай по последней, – обречённо предложил Быка и, не дождавшись ответа, влил в себя остатки водки. И тут Санька понял, что хоть и вполне хорошо и мирно они сидели, но вот опять, как всегда, надрались и завтра в Питере… Но утром, когда Бухвиц опять стал насыщать купе своим упрямым храпом, Быка тронул Саньку за локоть и позвал его спуститься на свою нижнюю полку. Когда больной на голову Санька опустился рядом с Быкой, на столике перед ним стояла четвёрка самогона, а рядом – две «Жигулёвского». Быка нетерпеливо потёр ладони одна об другую и разлил, как он выразился, ровно по сто двадцать пять капель. Через пять минут обоим заметно полегчало. Потом, уже никуда не спеша, они под остатки копчёнки выпили пива и стали собирать вещи: за окном вагона мелькали высотки Купчина. Помятая физиономия Бухвица утром казалась совершенно чужой и отстранённой. Он сухо поблагодарил за компанию и, ловко ухватив так и ни разу не открывавшуюся им дорожную сумку из дорогой кожи, поспешно пересел ближе к коридору. «Словно и не выпивал с нами», – ехидно подумал Санька. Скоро вагон сильно качнуло, и по проходу куда-то заспешили возбуждённые приходом новых дневных забот пассажиры.
– Давай сейчас на вокзал, в буфет, – предложил Быка. – У меня с собой ещё склянка есть. Пока метро не открылось, мы ещё по граммульке вотрём и хавчиком сверху прикроем. Да, и на клапан уже давит – надо бы до толчка да кал на всякий случай кинуть. Потом я брякну корешу, что прибыли, и – отдыхать на хату. А все дела отложим на завтра, идёт?
– Идёт! – легко согласился Санька, и в самом деле несколько уставший и от дороги, и от всех этих последних пьянок. И туалет на Московском вокзале хороший: можно и помыться, и побриться, и всё остальное. А потом, просто хорошо и безмятежно поспать – и хоть трава не расти! Но в комнате, куда питерский Лёха поселил «своих корешей», Саньке отчего-то не засыпалось. Он смотрел из своего исполинского окна на зудящие трамвайные канаты Первой линии, ощущая всё отчётливей и конечней, что может спать только ночью, когда гладит лоб и виски синий, умиротворяющий свет этой недостижимой, но неизменно манящей и всегда желанной звезды. Но и в этом он был не прав, потому что ясных ночей в осеннем Ленинграде было немного, а потому ленинградцы даже Луну видели редко, а смотреть на звёзды особо озабоченные любители ездили в Пулково, но Санька ни о чём таком не слыхал, а тем более не догадывался.
Глава девятая
Санька уснул лишь под утро, а потому даже в десять, когда Быка успел не только умыться – побриться, но и приготовить завтрак, он, выражаясь по – армейски, ещё пускал пузыри, то есть производил губами странные звуки, и в самом деле, очень похожие на едва уловимые хлопки лопающихся на воде пузырей.
– Бык, у нас