Впрочем, в самом раннем детстве Ната была ребенком смирным, улыбчивым и как бы чуточку не от мира сего. Старшая сестра Ирен в шутку называла ее Ната Тишайшая. Сидела Тишайшая в уголке молча-молча с книжкой-картинкой и никому не мешала. Отец, недавно лишившийся второй жены, чье тело поглотил уравнивающий всех утилизатор, брал Нату с собой всюду, как будто боялся, что и она исчезнет в измазанном красным металлическом раструбе, как ее молодая мать. Ната просто сидела, играла с книжкой или с куклой-роботом, либо рисовала. Маленький теплый живой якорь в столь уязвимой жизни.
В школьном блоке она занималась без труда, но и без азарта, будто не училась, а подсматривала за учебой.
«Что ты будешь делать, когда мы долетим до Новой Земли?» – спрашивала ее подружка Белла.
«Я буду сажать березы. У отца в кабинете есть березка. Вот такая. С меня ростом. А на самом деле березы высокие-высокие».
«Березы – сорные деревья. Они не дают апельсинов», – сообщила практичная Белла.
«Зато красивые».
И желая доказать, что березы – деревья волшебные, выпросила у Ирмы семечко березы и посадила в горшок.
То дерево давно уже уперлось в потолок у Натали в каюте, раскинуло ветки над столом и диваном, а макушку ему приходилось подрезать каждую условную осень.
Психологи отказались, причем категорически, вписывать Беллу в прайд Натали, так что их дороги разошлись еще до лицея, с тех пор бывшие подруги встречались только в коридорах время от времени.
Однажды вечером Натали явилась в кабинет отца, уселась напротив него в обитое черной искусственной кожей кресло и сказала:
– Папа, я все поняла.
– Что – «все»?
– Мы всю жизнь проведем на этом корабле и здесь умрем. И ты, и я, и Алекс, и Ирен. Ирен самая красивая, но и она умрет.
– Ну, не надо так пессимистично, – префект Слорр (с некоторых пор психолог Лил внедряла титул «барон», и Слорру это нравилось) попытался улыбнуться. – Может быть, наши ученые