– Каждый глубинный зонд должен быть зарегистрирован в Потоке, – начал парень. – Все прочие подпадают под статью Контроля. Я не стал его трогать, но провел глубокое сканирование со сбросом данных.
– Как тебе это удалось без физического контакта с зондом?
– Зонд передавал данные, и я их скопировал. Садиться он не собирался… К сожалению, данные оказались защищены, и я попросил нашего компьютерщика взломать защиту. Младший техник Лотта Лар справилась с задачей, но… – он взглянул на стоявшую рядом женщину, у которой был такой вид, будто она вот-вот лишится чувств.
– Данные были защищены на высшем уровне, Мама, – заикаясь, проговорила младший техник Лотта. – При попытке их прочесть они оказались частично стерты. Мне удалось спасти только около шестидесяти процентов.
– И? Кто там с кем разговаривает?
– Трудно определить, но один из них, похоже, выдает себя за… прошу прощения, Мама, но это звучит очень глупо…
Лотта Лар будто ушла в себя, закрыв глаза. Похоже, решил Динге, она впервые имела дело со смотрительницей. Что ж, первый раз всегда больно.
– Что звучит глупо? Говори конкретнее. У нас мало времени.
– Прошу прощения. Этот некто выдает себя за кого-то из Ложи и говорит о данных некоего Вальтера Динге, касающихся неких экстраполяций, – сообщила она. Вальтер шумно засопел. – Это ведь какая-то чушь, да? – добавила техник. – Никакой Ложи ведь нет.
– Похоже, все-таки есть, – прошептал Вальтер. Ему незачем было смотреть на Маму Кость, чтобы увидеть, как лицо ее превращается в удивленную, полную гнева маску.
«Напасть, – внезапно сообразил он. – Они добрались до данных. И теперь они знают все! Они нас обкрадут».
7. Вопросы
Единство? Единство – есть святотатство. По какому праву машинное бытие поименовало себя Единством? Можно ли в случае Машин говорить о сознании в том смысле, в каком мы его понимаем? Достичь истинного Единства способен только человек. Человек, которого поведет за собой Собрание.
«Ленточка» сообщила об успешной стыковке с «Кривой шоколадкой». Компьютер в капитанской каюте настойчиво запищал, но Грюнвальду не хотелось выходить. Ему хотелось остаться и, словно после лекарства доктора Гарпаго, провалиться в пустоту – ни о чем не думать и обо всем забыть. Прежде всего – забыть.
Закрыв глаза, он полежал в тишине около сорока долгих, тягучих секунд, а потом сел и протянул руку к початой бутылке.
Пустота и смерть. Конец всему, будто тебя выжигает изнутри. Но со временем все приходит в норму.
Эрин Хакль, ждавшую у шлюза прибытия Тартуса Фима, капитана «Кривой шоколадки», мучили неясные, очень тревожные предчувствия.
Огонек над шлюзом все еще светился красным, медленно сменяясь желтым, который