Даймон опустил Ключ, закачался в седле и тяжело свалился с коня.
– Он богохульник и убийца! – кричал Ялдабаот.
– Однако он спас Царство, – устало произнес Яо, секретарь демиурга.
– Только Господь может решать судьбу Царства! Только Он может спасти или погубить его согласно Своей воле!
– В таком случае он спас Царство Его руками.
– Ты защищаешь убийцу, Яо? Три невиновные души, три чистых ангела погибли от его героических рук! Двух он растоптал в Садах, а одного хладнокровно зарубил топором, когда тот защищал священные предметы от осквернения.
Яо вздохнул.
– Просто я считаю, что приговаривать его к смерти не лучшая идея… политическая. Все Царство считает его героем.
Ялдабаот смерил его взглядом.
– Тогда я докажу их ошибочное суждение! Заблуждение и неправильный взгляд! Как ты смеешь говорить о какой-то политике! Тут речь идет о принципах, о законах! О богохульнике, грязное касание которого осквернило самую чистую святость!
– Если уж ты должен его убить, то сделай это быстро и тихо, после короткого и непубличного процесса…
– Ты предлагаешь мне поступок, достойный убийцы? Никогда! Все увидят эту экзекуцию! Все, начиная с князей Сарим и заканчивая самыми последними из ангелов служения. И этот преступник, бунтарь, будет казнен перед ними публично.
Яо хотелось застонать.
Во мгле мерцали огоньки факелов. На стенах рождались и умирали фантастические тени. Где-то далеко слышалось капание воды. А может, крови?
– Ты – убийца! Подлый, беспощадный! Ты убил невинных! Знаешь, что есть жизнь? Бесценный дар Господа! А ты надругался над этим даром! Больше того! Ты осквернил святость! Отважился протянуть руку к тому, что принадлежит самой Светлости! Кровавую руку! Да, кровавую! Сейчас эта кровь кричит! Взывает ко мне, ко всем. Ты – чудовище. Твоя душа – это ведро помоев. Грешник! Ты и сейчас грешишь гордостью и ожесточенностью сердца. Смирись, пока еще не поздно. Покайся! Моли о прощении. На колени, убийца! Я сказал: на колени!
«Никогда. Никогда, даже если придется тут сдохнуть. Он никогда не унизится перед этой бледной мордой безумия, перед этими нервно трясущимися руками, словно фарфоровые безделушки, которые никогда не держали меча, которые никогда не узнают слова “честь”».
Легкий взмах, скрежет. Кровавый ублюдок! Он приказал ослабить цепи. А ноги не хотят его держать, подгибаются. Сейчас колени ударятся о грязный каменный пол.
Он схватил тяжелые звенья цепи и подтянулся на покалеченных руках. «Прибереги для детей свои дешевые штучки. Ты не увидишь Ангела Меча перед тобой на коленях, протез Господа».
– Признай, кто ты! Признайся в своих преступлениях! – шипит большая белая летучая мышь с серебряными волосами и глазами. – Говори!
Окровавленный рот заключенного обнажает в улыбке зубы.
– Я – верный рыцарь Господа, – прошептал он. – А кто