Архангел Тайн перестал читать. Задумчиво он смотрел в окно. Сумрак сгущался над дворцами и садами Хайот ха-Кадоша, самой прекрасной частью Шестого Неба. Он спускался вниз по золотым и серебряным куполам зданий, окутывал остроконечные колокольни и изящные башенки, укладывался тенью на балконах и террасах, стелился среди фонтанов и клумб, славящихся красотою садов. Виллы и дворцы, один за другим, начинали сиять огнями, и через мгновение Хайот ха-Кадош выглядел словно ожерелье на синем платье ночи.
Но Разиэль, казалось, не замечал чарующего пейзажа. Перед глазами стояли картины, вызванные из мрака воспоминаний.
Сожженные хижины в Лимбо. Тесные, скромные домики ангелов служения с Первого Неба, превращенные буквально в пепел. Трупы и баррикады на улицах Второго Неба. Ограбленные магазины, сожженные каменицы, уничтоженные сады на Третьем. Административные здания, пугающие провалами окон, выбитыми дверями, разрушенными фасадами и оскверненными символами статуса Царства.
Михаэль во главе Воинства отбил отряды бунтовщиков только на Четвертом Небе. Они защищались до последнего, буквально воюя за каждый дом. Наконец регулярная армия смогла откинуть их за стены Царства и навязать последнюю битву в Лимбо на открытом поле. Люцифер, обезумевший от отчаяния, жаждал найти в этой битве свою смерть, но капризная костлявая не желала поддаваться его воле. Даже тогда, когда судьба вынудила его на поединок с командующим армией Царства.
Перед глазами Разиэля неожиданно появилось серое, как полотно, лицо Михаэля, сжавшегося в кресле в разрушенном кабинете регента.
– Я не мог… – повторял он снова и снова. – Пусть меня простит Господь, но я не мог его убить.
Голубые глаза командующего Воинством потемнели от боли.
– Он сказал: «Сделай это для меня, Михаэль». А я не смог. Понимаете, не смог… Проклятье, ну не мог я! Не смотрите так!
Молчаливые фигуры архангелов растаяли как дым.
На их месте появилось другое лицо. Погруженного в отчаяние, раздавленного, проклятого, которому незачем уже было жить. Маска, в которую превратилось после поражения лицо Люцифера. У Разиэля было время его рассмотреть, когда он тайно пробрался в темницу, чтобы сложить и перевязать покалеченную во время падения ногу нового владыки Преисподней. Люцифер, заметив его, отвернулся к стене и не произнес ни единого слова.
«Сделал ли он тогда добро или согрешил? – подумал Разиэль с горечью. – Совершил измену или оказал милосердие?»
Он закрыл летопись.
– Эта война, эта ужасная война, когда мы вынуждены были выступить против друзей, против братьев, – шептал он сам себе. – Это было лишь